Лилия Баимбетова - Планета-мечта

Между тем мать ее не умерла. Долго бежала она по лесу. Она изорвала свои старые башмаки, карабкаясь по кручам. Одежда ее порвалась, волосы растрепались, и тело все было в синяках и царапинах, но она все бежала. В темноте она сорвалась с обрыва и потеряла сознание.

Долго пролежала там вдова и очнулась от жестокого холода. Ни музыки, ни танцующей девушки уже не было. Вдова вспомнила о своих дочерях и заторопилась домой, но, вот беда, где ее дом, она не знала. Так долго бежала она по лесу, что забрела в совершенно незнакомые места.

Но делать было нечего, и она пошла, куда глаза глядят. Она все шла и шла, пила воду из не замерших источников, ела сохранившиеся кое-где ягоды. Башками ее развалились, одежда превратилась в лохмотья. Долго ли, коротко ли, но вот вышла она к человеческому жилью, но крестьяне испугались, когда увидели безумную женщину в разорванной одежде, и прогнали ее. Плача, пошла вдова по дороге. Навстречу ей попались бродячие торговцы, но они тоже испугались и избили ее и оставили умирать в канаве, сорвав с нее одежду. После побоев повредилась вдова в уме. Нагая, бродила она по дорогам, и иногда люди кидали ей корку хлеба, но случалось и гнали ее от себя или били. Кто она и откуда идет, она уж и не помнила, только иногда бормотала что-то о своих дочерях, да только никто ее не слушал.

Так прошла много времени. Вдова поседела и стала худой как смерть. Дети боялись ее, крестьяне гнали и травили собаками. Однажды она упала на дороге, и у нее уже не было сил подняться. Так она и лежала, призывая к себе смерть.

Мимо ехал один богач, недавно потерявший жену. Едет он и видит, что на дороге лежит женщина, и, видно, так дорога была ему жена, что с горя почудилось ему, что это она лежит, умирающая, здесь, на дороге. Вдову подняли и отвезли в замок. Там ее умыли, накормили и одели, и богач увидел, что она совсем не так страшна, разве что седая, и вовсе еще не стара. И почудилось ему, что в этой женщине воплотилась душа его жены, и он женился на вдове, а так как имени своего она не помнила, стал звать ее именем своей умершей жены. Так они и жили, и родились у них двое прекрасных сыновей, и не было семьи счастливее, чем эта.

Однажды, решив повеселить свою жену, богач повез ее в долину Флоссы, где в туманные ночи лесные духи приглашают всех в свой хоровод. Стоял период туманов. Веселье в долине Флоссы было в самом разгаре. Жена богача танцевала и смеялась, и он был доволен, и тоже смеялся, держа ее за руку. Но вдруг уже немолодой файн подошел к ней и протянул руку, приглашаю на танец. Волосы его уже поседели и были не золотыми, а серебряными, но глаза сияли прекрасным золотистым светом. Словно завороженная, выпустила она руку мужа и коснулась руки файна, забыв о том, что идет на верную смерть. Муж вскрикнул, но было уже поздно, они уже унеслись в танце.

Она танцевала, как никогда в жизни. Казалось, все вокруг, цветы и травы, небо и земля, все танцует вместе с ней. И вдруг она вспомнила все, что было с ней в жизни, вспомнила свою погибшую дочь и двух своих девочек, которые остались без нее, вспомнила своего умершего мужа и его могилу. А танец все длился, и файн сжимал ее в объятиях.

— Отпусти меня! — взмолилась она, — Я потеряла своих дочерей, но у меня снова есть муж и дети, не отбирай меня у них!

Но файн не ответил ей. Она танцевала и словно грезила наяву. Ей виделись чудесные деревья, и тропинки, залитые солнечным сетом, ей грезился шепот листвы и пение птиц. Словно кто-то говорил ей: зачем тебе эта земная жизнь, пойдем со мной, и ты снова будешь молода и прекрасна, и ничто, никакое горе больше не будет мучить тебя. И ее воскресшая память стала затухать, гаснуть, и она снова все забыла, и наутро проснулась среди файнов и стала считать себя одной из них.

Младшая же дочь вдовы, оставшись совершенно одна, шла по дороге и горько плакала. На дороге ей повстречались разбойники, а девочка она была хорошенькая, и они взяли ее с собой. Разбойники научили ее воровать в толпе кошельки, залезать в чужые дома, и она стала одной из их банды. Шла время, девочка росла и превратилась в настоящую красавицу. Атаман банды полюбил ее, и они вместе планировали налеты и грабежи. Раз, ограбив почтовый фургон, разбойники, убегая от погони, заехали далеко в лес.

Лес был густым и темным. Разбойники ехали, и постепенно страх овладевал их сердцами. Становилось все темнее и темнее, хотя лишь недавно миновал полдень. И вдруг музыка, страшная музыка окружила их. Музыка эта была прекрасна, но навевала ужас, разбойники еле сдерживались, чтобы не броситься кто куда.

— Лесные духи, лесные духи!.. — бормотали они.

И лесные духи напали на них. Они были прекрасны и убивали без жалости, ибо разбойники непрошеными гостями забрели в заповедный лес. Мало кто из разбойников смел сопротивляться, красота файнов поразила их; некоторые разбойники пытались убежать, но никто не поднял руку на файна, только атаман и его подруга. Атаман разбойников не боялся ничего и никого, даже гибельная красота файнов не могла испугать его; его подруга же помнила свою старшую сестру, убитую файном, и жаждала расплатиться за ее смерть. Они сражались и убивали, и деревья стонали вокруг, провожая в царство смерти своих властителей, но тут перед ними явилась прекраснейшая девушка в серо-золотом наряде. И застыла подруга атамана, ибо узнала она свою потерянную некогда сестру, пойманную в саду за воровство.

— Майра! — вскрикнула разбойница, потягивая к ней руки, но острый кинжал вонзился в ее грудь, ибо Майра не помнила ни младшую сестру свою, ни свое прежнее имя.

Разъярился атаман, увидев смерть своей подруги. Он закричал и бросился на девушку-файна. В мгновение ока он убил ее, но и сам не ушел от ответа. Лесные духи, обозленные смертями своих сородичей, не убили его сразу, но отдали на растерзание деревьям, и говорят, что смерть атамана разбойников была долгой и мучительной.

20. Дневник-отчет К. Михайловой.

Алатороа, долина р. Флосса, день десятый.

Нельзя сказать, что я действительно спокойно спала. Я вообще не спала, я думала. Лежала и смотрела в темноту над своей головой. В палатке было душно. Посреди ночи пошел дождь. Он шуршал по тенту, а внутри было так душно и так темно, что у меня разыгралась клаустрофобия. Я расстегнула полог и вышла на улицу. Было самое темное время летней ночи. В лагере все спали. Обняв себя руками, я ходила перед палаткой взад и вперед, осторожно ступая по мокрой траве. Дождь был тихий, почти незаметный. Потом дождь кончился.

Небо на востоке посветлело. Верхушки деревьев вырисовывались на сером фоне. Я вернулась в палатку и легла поверх спального мешка, укрывшись курткой. Пахло так — водой, влагой, висевшей в воздухе, и мокрой землей, и мокрой зеленью. Неуловимые, чудные, тихие запахи. Я думала о том, что со мной твориться. Почему я чувствую, что мы здесь и впрямь — захватчики? Всем сердцем я с Кэрроном — не потому, что я люблю его, а потому, что я… я хочу, что бы Алатороа была такой, какая она есть, что бы она не стала очередной колонией землян. Да, я хочу — этого. Я хочу, чтобы нас здесь не было.