Алан Фостер - Квози
Она не сдержала улыбки.
— Может, и найдешь. Как ты думаешь его назвать?
— Не знаю еще. Посмотрим. Может, Нил? Нет, это уже было, — он ухмыльнулся. — Конго? А, знаю! Наверное, я назову его Алиса Эйприл.
— Это будет замечательно, — она с удивлением почувствовала комок в горле. — Ну, тебе пора. Не пропусти рассвет.
— Ни за что. Спасибо, ма, — Чад быстро поцеловал ее, надел рюкзак и выбежал из дома.
Мама вышла на крыльцо и проводила его взглядом, пока он не скрылся в лесу. «Черт возьми, — подумала она, — он слишком быстро взрослеет».
С годами Разговаривающий-на-Бегу становился все серьезнее и все чаще удивлял своих друзей и родных. Почти все свое свободное время он проводил в медитации. Это радовало его учителей, но не товарищей. Им было не интересно общаться с ним. Постепенно его перестали приглашать на групповые совокупления и различные игры. Не то, чтобы в его поведении замечались отклонения от нормы, просто он был очень сдержан.
Философы отмечали его удивительное знание книги Шамизин и предлагали ему заняться философией профессионально, но он предпочитал работу, связанную с техникой и прекрасно справлялся со всеми заданиями. Вместо того, чтобы просто приниматься за ремонт, он вначале медитировал, а только затем принимал решение и приступал к работе. В результате он работал несколько медленнее других, но качество его работы было значительно выше. В отношении к занятиям он проявлял гораздо больше ответственности, чем его сверстники, для которых юность была временем игр. Пока они занимались танцами и придумыванием новых нарядов, Разговаривающий изучал электрические схемы колонии, чертежи механизмов, работающих в ней, чтобы быть готовым в случае их поломки. Словно какое-то шестое чувство помогало ему определять место возможного повреждения и предотвратить его. Интуиция Разговаривающего-на-Бегу завоевала всеобщее уважение и экономила ему время. Те, кто раньше насмехались над ним, теперь расточали похвалы.
Он возился со сломанным гравилетом, когда в мастерской появилась его привлекательная владелица. Ее звали Потерявшая-половину-Шарфа и они уже были хорошо знакомы.
— Не хочешь заглянуть ко мне сегодня вечером?
Разговаривающий взглянул на нее. В течение полугода они были партнерами по совокуплению и до сих пор не надоели друг другу.
— Я не могу. Я буду медитировать. Хочу заняться Милианским Циклом.
— Милианский Цикл может подождать, а я нет, — Потерявшая-половину-Шарфа не интересовалась философией.
— Я должен этим заняться, — просто ответил он.
Она на секунду прикрыла глаза ушами. Ошибиться в интерпретации этого жеста было нельзя.
— Странный ты какой-то, Разговаривающий-на-Бегу. Даже при совокуплении я чувствую твою отстраненность. Я тебя не понимаю.
— Не удивительно, — он попытался ввести нотку легкомыслия в их разговор. — Я и сам иногда себя не понимаю. Философ третьей Норы говорит…
— Ты слишком часто полагаешься на философию, а не на действие, — прервала она его, что было откровенной грубостью с ее стороны, но он не ответил тем же.
Разговаривающий отступил в сторону, раскладывая инструменты по своим местам. Она не сделала попытки приблизиться к нему, и он был ей за это благодарен.
— Вот, все готово.
— Спасибо.
Потерявшая взобралась на гравилет и с высоты своего положения съязвила:
— А теперь займись собой. Я поищу Выбритого-до-Синевы и узнаю, не хочет ли он разделить со мной компанию. Можешь помедитировать и об этом.
— Я думаю, он будет счастлив видеть тебя. Она явно рассчитывала на другой ответ. После ее ухода он, как и всегда в таких случаях, почувствовал сожаление. Дело было не в том, что он не испытывал к ней интереса, просто у него были более важные дела.
Он заранее предупредил о своих намерениях, и, его излюбленная комната медитации уже ждала. Пустое помещение с потолком в виде купола было четыре длины туловища в диаметре, так как это считалось лучшим размером для достижения максимальной концентрации внимания. Стены, потолок и пол были выкрашены в бежевый цвет. На полу лежал простой коврик, изготовленный в четвертой Hope. Это была прекрасно выполненная копия традиционного ковра из дерева сии. Эти деревья росли только на далекой Квозинии, и коврик в его комнате был из пластика.
Разговаривающий уселся поудобнее и поставил слева от себя небольшую чашу, которую принес с собой. В ней лежали маленькие разноцветные кубики, подобранные таким образом, чтобы усилить визуальное впечатление. Рядом с ней, примерно на расстоянии двух пальцев, он поместил конусообразную бутыль. В ней был освежающий напиток.
Дверь бесшумно закрылась. Теперь никто не осмелится побеспокоить его. Усевшись по старинному обычаю на корточки, он молча уставился на стену, на которой появился небольшой экран.
Разговаривающий-на-Бегу начал медленно нараспев произносить стихи из книги Шамизин. Постепенно погас свет, и из скрытых динамиков полилась музыка. Пол, стены и потолок исчезли, и вместо них появилось синее небо и облака. Он плыл по лесу Квозинии, и деревья, известные только по записям, касались его своими нежными листьями. Неподалеку показалась небольшая деревушка. Повсюду мелькали Квози, занятые повседневными делами. Все они были одеты в старинные одежды.
Слева от него заплескалась вода. В укрытой скалами бухте местные рыбаки сталкивали в море широкую плоскодонную лодку.
Внезапно он оказался в ней. Разговаривающий чувствовал острые запахи масла, рыбы и выделений своих древних предков. Они так же ощущали его присутствие, но не обращали на него никакого внимания. Их тела были выбриты самым варварским образом.
Разговаривающий-на-Бегу задумчиво наблюдал за тем, как рыбаки забрасывают сеть. Через некоторое время он встал и взял в руки бутыль с напитком и чашу с кубиками. Пройдя сквозь своих соплеменников, лодку и бухту, он остановился перед противоположной стеной медитационной комнаты.
Подчиняясь его умелым и проворным пальцам, панель отъехала в сторону. В середине картины древнего моря открылось слабо освещенное отверстие. Сквозь него просматривался туннель для служебного пользования.
Проскользнув через потайной ход, Разговаривающий аккуратно вернул панель на место. Его рюкзак лежал неподалеку от входа. Он добавил к его содержимому разноцветные кубики и бутыль с освежающим напитком. Позади него, в комнате, продолжала разворачиваться картина жизни рыбаков милианского цикла. Это была серьезная тема для медитации, и ему никто не посмеет помешать.
В конце туннеля пришлось отодвинуть еще одну панель. Отверстие казалось слишком маленьким для взрослого Квози, но Разговаривающий провел немало времени в тренировочном зале, развивая гибкость своего тела. Толкая рюкзак перед собой, он быстро продвигался по новому туннелю. Разговаривающий-на-Бегу хорошо знал дорогу и ему не нужен был свет для ориентации. Когда вторая шахта пересеклась со следующей, он начал спускаться по ней, извиваясь словно рыба в наполненной водой трубе. Гладкий металл тесно обхватил его тело, но узость туннеля не пугала его. Клаустрофобия была неизвестным понятием для народа, чьи предки тысячелетиями жили в норах под землей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});