Марго Па - Белый город

«Полина… Ты дала мне имя, – размышлял Влад. – Значит, мне нужно вспомнить дату рождения. Именно рождения, а не разморозки. Тогда я смогу понять, могли ли мы раньше быть вместе или Белый город – всего лишь иллюзия, ошибочная интерпретация эмоционального калейдоскопа».

День рождения… Наверно, в тысячный раз уже не станешь устраивать вечеринки. Но для далеких предков и ныне живущих смертных это самый настоящий праздник с тортами, зажженными свечами и шампанским. Счастливые!

Он был на одном из них. У Марка. Того самого мальчика из групп обучения эмоциональному опыту, который ПОЧУВСТВОВАЛ дождь и поведал ему, что счастье – это жить без сожалений.

– У него тоже есть имя? – удивился Влад.

– Да, – ответила мама мальчика. – Мы с отцом – смертные и храним верность традициям.

«Ребенок смертных! Как бастард у прошлых, неожиданно для всех выигравший трон и корону в лотерею», – понял, наконец, Влад, почему его пригласили. Никто другой не пришел бы, а он – все-таки учитель, он несет за Марка ответственность.

– Наши предки верили, что имя влияет на судьбу человека, – продолжала она. – Его пра-пра-пра дед был талантливым художником. Правда, его картины не сохранились в пространстве эмоционального калейдоскопа. Он писал лишь до тридцати лет. Потом вел самый обыкновенный образ жизни: растил дочь, затем внука. По крайней мере, Марк искал его картины, но ничего не нашел. Может, вы сможете ему в этом помочь? Мы назвали Марка в его честь. Мы хотели ему лучшего будущего, чем имеем сами.

Она с трудом поднялась из-за стола, прихватив рукой хрустнувшую спину.

«Как, наверно, это ужасно чувствовать постоянную ноющую боль. Их ведь никто не ремонтирует», – подумал Влад.

Мама Марка вернулась с потускневшими картонными квадратиками и прямоугольниками в руке – фотографии древних.

– Вот, сохранились фото его картин. На них очень грустные лица, правда? Это такой художественный стиль – депрессионизм[72] называется. Может, слышали? – между набухшими от слез и времени веками в потемневших зрачках плескалась надежда.

Все четверо: Влад, родители и мальчик склонились над фотографиями, словно именно эти квадратики приговорили семью на вечные поиски истины.

– Нет, – покачал головой Влад, – я никогда не встречал ничего подобного. Ни в калейдоскопе, ни в Музее Минувшего.

– Жаль, – вздохнула она, – ведь это ему Марк обязан бессмертием.

– Но я могу поискать, сами знаете, замещение, всего просто не вспомнишь, – обнадежил ее Влад.

– Мы были бы вам очень признательны! Ведь мы – смертные и не подключены, а Марк только учится, – и глаза вновь увлажнились надеждой. – Мечта о ребенке появляется, когда влюбленные вдруг понимают, что не властны над временем и не умрут в один день. Непреходящий страх полного одиночества, страх того, что один из нас переживет другого. Марк стал нашим спасением, но мы не ждали такого финала. У него тоже третий уровень, как и у вас. И мы ничего не можем с этим поделать: ему свойственно забывать…

– Вам повезло! – непонимающе и безоблачно улыбнулся тогда Влад. – Такое редко случается: бессмертный ребенок у смертных. Невероятный скачок коэффициента восприятия! На подобное способны лишь привилегированные временем. Гены, как ни крути. Может, вам еще раз пройти сканирование? Вдруг в ваш уровень закралась ошибка?

– Нет, этого не может быть. Машины не ошибаются. Вы сами это прекрасно знаете. Мы не способны сделать этот мир даже чуточку лучше, мы никому не нужны, – она опустила глаза и поникла. Отец мальчика нежно обнял ее за плечи.

– Перестань, – сказал он. – Мы с тобой есть друг у друга, у нас есть Марк. У Марка впереди бессмертие и весь мир в руках. А что есть у них, долговременных? Вечная гонка?

– Да, все так. Но мне хочется, чтобы он помнил о нас ВСЕГДА, – и снова слезы.

«Странно, кто-то все еще плачет от боли и горечи, кто-то способен испытывать нежность друг к другу», – праздник неуклонно превращался для Влада в вечер открытий и откровений. Именно тогда он впервые задумался о тайне времени и, вернувшись домой, начал поиск утраченных картин в пространстве эмоционального калейдоскопа. Именно тогда он неожиданно попал в Белый город, где все часы настаивали на трех часах после полудня. У тех часов не было стрелок, лишь тени, которое солнце гнало по циферблату по кругу – по кругу.

– И я БУДУ помнить! – вскричал Марк, со своей стороны крепко обхватив детскими ручонками маму за плечи.

«Неужели и эти слова забудутся с течением времени? Неужели я тоже стер все свои обещания?» – спрашивал себя Влад и не находил ответа. А эмоциональный калейдоскоп выдавал ошибку, требуя сформулировать запрос точнее…

– На самом деле, мне жаль Марка, – сказала она ему на прощание. – И вас мне тоже жаль. Мне хотелось, чтобы он сам выбирал свою жизнь и свою смерть. Но, наверно, я требовала слишком многого. Вы с Марком – как песочные часы. Был такой старинный анекдот: один человек хотел поставить прах предка в вазе на рояль и играть ему прекрасную музыку, чтобы тот мог радоваться его успехам. Но другой сказал: Нет, пусть еще поработает. И засыпал прах в песочные часы, чтобы постоянно переворачивать. Вы – заложники времени. Вы, Влад, учите будущих открывателей Космоса. Марку, возможно, придется стать одним из них. Получив бессмертие, человечество уже никогда от него не откажется. Вам не будет покоя, вас никогда не отпустят. Но хуже всего то, что вы сами об этом не помните. Если бы исполнялись желания всех людей о вечной юности, то мир стал бы еще более жестоким. Молодость не знает милосердия. Чем старше становишься, тем больше приходится пережить, а опыт рождает сострадание и жалость к таким же, как ты. Старение – неизбежно, хотя бы ради сохранения гармонии. Но вы, бессмертные, этого НИКОГДА не поймете. От количества прожитых лет качество жизни не улучшится. Главное в жизни – любить и чтобы тебя любили, но вы даже не знаете, что такое привязанность. Все, что есть у человека ценного – это его время. Если даришь его кому-то, значит, любишь, если он помнит об этом, значит, любит тебя. Память – это и есть душа. Но вы научились забывать, стерли душу…

«Когда читаешь литературу современников с присутствием дат и цифр, неизбежно начинаешь ловить себя на мысли: „А что в это время происходило со мной?“ – снова вернулся он к Полининой распечатке. – И как ни странно некоторые параллели вдруг начинают пересекаться. Проблема лишь в том, что одновременно приходит и сознание того, что прошлого не существует. То есть оно есть лишь в воспоминаниях, которые рисует настоящее. Прошло время, человек изменился, изменилось отношение к прошлому, а, значит, и воспоминания о нем. Начинаю понимать героя Джорджа Оруэлла, который был готов на все ради того, чтобы сберечь свое время, оставить воспоминания неприкосновенными. Для этого он и завел дневник: прошлое можно изменить, но не задним числом… „Двоемыслие. Если убедить себя в том, что 2Х2=5, то так оно и будет, ведь реальность существует лишь в твоей голове“.[73] От некоторых книг душа становится выше ростом. Это я и называю прозрением. Нужна не интерпретация, но отчет о жизни. Писатель не должен выражать общественное мнение, на это есть политики и попы, но он должен говорить СВОЮ правду о том, что видит и чувствует он САМ. Пусть даже кому-то и станет от этого нестерпимо больно. Да, «мы в ответе за тех, кого приручили»,[74] но мы не можем заставить и научить их воспринимать все не буквально и не на свой счет.