Виктор Колупаев - Седьмая модель (сборник)

— Какие еще стихи? — засмеялся Семен. — У Ландау такие стихи, хоть на музыку перекладывай.

— А это что? — Жена встряхнула в руке лист… — Не любя, не страдая, не мучаясь, ожидаю прихода весны… Евтушенко, что ли?

— Где, где?! — испугался Семен. — Ах, вот это! — На бумаге действительно были отпечатаны стихи. Целых три строфы. — Нет, нет. Это одного поэта… Вот черт, забыл фамилию.

— Семен, занимался бы ты лучше делом, — посоветовала Катя и ушла на кухню, и даже закрыла за собой дверь, чтобы не мешать мужу.

А Семен пробежал глазами строчки. Стихи были незнакомые, но какие-то созвучные его настроению. Семен даже подумал, что и он мог бы написать такие. Но стихи писать было некогда. Диссертация еще пребывала в полусыром виде. Отпечатать ее, поизрезать ножницами, поисправить всю, склеить кусочки, снова отпечатать, чтобы сдать в ученый совет. Вот тогда можно будет и отдохнуть. Только для стихов все равно вряд ли время найдется.

Он вставил в каретку чистый лист бумаги и напечатал целый абзац. Глазами он следил за текстом по книге и поэтому, когда глянул на лист, чуть не ахнул от удивления. Даже какой-то легкий испуг пробрал его. На листе снова была напечатана строфа стихотворения. И опять про весну. И опять созвучно его немного грустному настроению.

— Интересно, — прошептал Семен и начал печатать дальше, не отрываясь от текста и не глядя на лист. — Что же получится? А?

Получилось стихотворение, три четверостишия. А одна строфа была написана белым стихом, но как-то очень необыкновенно: и грустно, и радостно, и немного растерянно.

Семен вытащил лист, положил его рядом с первым — текстом вниз, вставил в каретку чистый, но печатать ничего не стал, а позвал Катю.

— Ну что тут у тебя, горе мое? — спросила Катя. — Расположение букв забыл, наверное?

— Да нет… Все я помню. Ты вот попробуй напечатай одну страницу из «Теории поля».

— Это еще зачем? Я уж лучше что-нибудь другое. Тут я запутаюсь с этими индексами. Я ведь не знаю: какой из них надо печатать, а какой вписывать от руки.

Катя печатала быстро, почти как профессиональная машинистка. Закончив, она вынула лист из каретки и протянула Семену:

— Ну? И зачем ты меня позвал?

— Действительно. У тебя все нормально получается. — Семен повертел в руках лист, на котором был список необходимых закупок на завтрашний день. Тут были и картошка, и лук, и масло, и даже телевизор.

— Про телевизор — это я так, — смутилась Катя. — Подумала просто. Вычеркнуть надо… Так я пойду?

— Подожди, Катя. Вот какая штука. Видишь. — Он показал жене второй лист. — Снова стихи. А печатал я «Теорию поля». Я и в первый раз ее печатал, а получились стихи. Да и стихов-то этих я никогда не читал. Не помню!

— Эх, заставила бы я тебя обед готовить! — в сердцах сказала Катя и пошла на кухню. Там у нее что-то закипело. Семен поплелся за ней.

— Вот ты проверь, проверь, — просил он. — Я буду печатать, а ты следи.

— Будешь есть переваренные щи, — пообещала Катя, убавила газ, очистила головку лука, но все же пошла за мужем.

Семен сел очень прямо, развернув плечи, как на экзамене. Он даже вздохнул раза два, прежде чем начать печатать. И когда он принялся отстукивать строку, сразу стало ясно, что это будут стихи.

— Ты вот замечай, — говорил он. — Я нажимаю букву «в», затем «е», «к», «т», «о», «р». Следила? А теперь посмотри. — Он отвел руку, которой закрывал лист. На листе вместо слова «вектор» было напечатано слово «весна».

— Интересное дело, — сказала Катя. — Что же у нее, шрифт неправильно расположен, что ли?

— Но ведь ты же печатала! А потом в слове «вектор» — шесть букв. Я шесть и нажимал. А в слове «весна» — пять. А где же шестая?

— Странно, — сказала Катя и тут же убежала на кухню убавить газ у второй конфорки. — А ну-ка попробуй еще, — попросила она, вернувшись в комнату.

Сколько Семен ни печатал, получались только стихи. И это, странное дело, даже не расстроило его. И настроение как будто улучшилось. В комнате сделалось светлее. И жена стала какая-то непохожая на себя, а чем — и не поймешь. И понимать не хочется. Пусть такая и остается. Губу прикусила. Думает, что же делать?

— Да ну ее, эту машинку! — вдруг сказал Семен. — Я лучше тебя поцелую.

— Вот еще, — сказала Катя. — Разобраться надо. Может, менять придется. — И она сама села за машинку.

— Ты только перестань составлять списки, — попросил Семен. — Попробуй все-таки «Теорию поля» попечатать. Пусть с ошибками. Сейчас не это важно.

— Хорошо, — сказала Катя и начала печатать.

Она не смотрела на лист, торчащий из каретки, но Семен уже понял, что «Теорию поля» напечатать не удастся. На листе снова был какой-то хозяйственный перечень.

— Не может быть, — сказала Катя и начала новый лист. Но их, наверное, можно было начинать и сто.

Катя окончательно расстроилась, устало опустила руки.

— Но почему у меня стихи, а у тебя все по хозяйству? Значит, дело не в шрифте? Если бы шрифт был перепутан, тогда бы получалась сплошная абракадабра! Тогда почему же?

— Почему, почему? — всхлипнула Катя. — Не знаю, почему у тебя стихи получаются. А у меня одни списки все время в голове. Только и думаешь, что бы купить и денег меньше израсходовать. На твою стипендию не очень-то развернешься. А про свою зарплату я и вспоминать не хочу.

Семен не обиделся. Знал он, что не попрекала жена его, а ей действительно трудно. Понимал он ее, и поэтому обнял за плечи, сказал:

— Недолго уж, Катя, осталось ждать. Все должно быть хорошо. И с машинкой этой разберемся. Ты, пожалуйста, не расстраивайся.

Для того, чтобы расстраиваться, у Кати не было времени. Улыбнулась она через силу и пошла на кухню.

А Семен сел за машинку. Теперь он понял, что с ней шутки плохи. И весна тут, конечно, имела какое-то значение. Необъяснимо все и запутанно, но ведь факт! Семен сосредоточился, выбросил из головы всякую ерунду вроде весны и хрустящих подмерзших лужиц, представил себе почему-то злые, недоброжелательные лица оппонентов на будущей пока еще защите, ощетинился весь внутренне, даже лоб нахмурил… и отпечатал: «К вопросу о некоторых свойствах полевых транзисторов в режиме генерации».

Получилось! Заглавие диссертации уже получилось! Это, конечно, была еще прикидка, но все же… Семен разволновался, начал искать в черновиках первую страницу, введение. Нашел, Надо было печатать, пока получалось. Катя не появлялась из кухни. Семен благополучно отпечатал одну страницу, начал вторую… И снова настроение у него странно изменилось, и лица оппонентов уже дружески улыбались ему, и солнце снова заглянуло в комнату… И печатал Семен уже не введение к диссертации, а стихи, и не хотелось ему останавливаться.