Юрий Алкин - Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник)

3 марта

Приятный парень этот Шинав. Только малость задумчивый.

4 марта

Решено. Завтра поговорю с начальством. Не думаю, чтобы у них нашлись возражения. Если унтер-офицер Дюруа мог стать известным журналистом, почему бы физику Шеналю не превратиться в писателя?

6 марта

Оказалось даже проще, чем я думал. «Нет проблем, пиши на здоровье». Пишу.

9 марта

Жаль, что здесь пока не изобрели компьютеры. Эта музейная печатная машинка начинает действовать на нервы. Отставил ее в сторону, стал писать старым проверенным способом.

14марта

Писанина идет очень медленно. Через каждые две строчки обнаруживаю, что использовал запретное слово или сравнение. Исчеркал целую страницу. Перечитал и убедился, что она стала гораздо скучнее того опуса, что вышел под моим именем две недели назад. Начал все заново. Две заповеди: «Не упомяни» и «Не сотвори скучный текст». Пока что не совсем ясно, как их совмещать.

Я улыбнулся. Знакомо, очень знакомо. Что, тезка, не пишется? Тезке и в самом деле не писалось. Однако он не впадал в уныние и не бесился. На протяжении трех страниц он анализировал, просчитывал, взвешивал. Это можно, это нельзя… Такие чувства изображать опасно. А вот эти можно развивать. И наблюдения, наблюдения, наблюдения.

3 апреля

Ключ к написанию интересных книг для этого мира – в понимании людей. В их побуждениях, мыслях, интересах. Мне нельзя выдумывать приключения тела, но кто сказал, что я не могу создавать приключения духа? А для этого надо знать и понимать окружающих меня людей.

5 апреля

При всей своей схожести они очень разные. Умные и посредственные, общительные и не очень, любящие свое занятие и подумывающие о том, чтобы поменять его. Да, они все приветливы, милы и любезны. Но даже в этих рамках проявляются различия. Например, Вторая – мама, для которой не существует никого, кроме меня. С ней по своей материнской заботе может сравниться только Восемнадцатая. Она в детях вообще души не чает и, на мой взгляд, немного с этим переигрывает. А вот Девятая, наоборот, абсолютно не выделяет своих детей среди остальных. Мой сосед Шинав очень восприимчив, мечтателен и склонен к пространным рассуждениям. Третий – просто никакой. Самый бесцветный обитатель этого мира. Адад, прямо скажем, не блещетумом, но при этом мил. Ева… похожа на Валери. Впрочем, если серьезно, то она мне кажется очень властной дамой. Первый, будучи врачом, смотрит на всех как на потенциальных пациентов. По своей заботливости вполне сравним со своей сестрой. Только его забота распространяется на всех вокруг.

Я зевнул. Ну кому интересны описания актеров, которых давно заменили? Как там насчет более существенной информации? Что, еще наблюдения?

6 апреля

Седьмой несколько необщителен, но, разумеется, ни в коей мере неугрюм. Угрюмых здесь вообще нет и быть не может. Десятый – веселый и легкомысленный. Хотя что такое легкомыслие в нашем мире? Не более чем отсутствие постоянных интересов. Восьмая – очень приятная девочка. Чем она так приятна? Не знаю… может, тем, что любит книги Пятого? Ну, а если серьезно, то, по-моему, она очень добрая. По-настоящему добрая. Она всегда рада успехам других. Опять же, а кто здесь не рад? Двенадцатый, несомненно, обладает очень четким мышлением и любит это демонстрировать. Кроме того, большой поклонник литературы. Помнит невероятное количество книг чуть ли не наизусть, цитирует огромные отрывки по памяти. Лия – единственная на весь мир женщина-инженер. Это уже о чем-то говорит.

15 апреля

Сегодня у мамы юбилей. Наверное, они все собрались дома, и мама опять хотела приготовить все сама. А отец снова придумал стихотворение, в котором не много рифм, но много любви. Дядя Симон произносит свой коронный витиеватый тост, который год от года становится все длиннее. Все сидят за нашим старым столом, и только мое место слева от отца пустует. Мама так и сказала: «Это место всегда твое». С днем рождения, мама.

19 апреля

Бедный кролик. Как ему здесь должно быть тоскливо. Впрочем, он ведь и не подозревает о том, что творится снаружи. Прыгает себе, жует травку, а ученые мужи смотрят на него сверху и решают: сейчас такую прививку испробуем, а завтра вот эту. А кролик видит только свой загончик и может быть в нем вполне счастлив.

Сначала я даже не понял, о чем идет речь. Какой кролик? А, это он так называет Зрителя. Я представил себе, как по Секции Встреч, переворачивая кресла и статуи, нелепо скачет огромный белый кролик, и хмыкнул. Хорошая аналогия.

30 апреля

Говорил с Тесье. Уважаемый доктор ознакомился с первой главой и дал добро. Теперь хоть будет чем заняться. И очень уж убоги эти книжицы.

А когда он начал писать? Я вернулся назад на десяток страниц. Ничего себе! У него было целых два месяца на первую главу. А мне дали какие-то несчастные десять дней. Да-а, за три года доктор Тесье посуровел.

6 мая

Почему-то они до сих пор не удосужились научить Пятого играть в шахматы. Пришлось сегодня изображать процесс обучения. Надеюсь, я не перестарался с импровизацией. Завтра придется играть опять. Николь меня насмешила, когда стала подсказывать этот нелепый ход. Если бы мы играли no-настоящему я бы легко обыграл их всех. Разве что с Двенадцатым надо было бы повозиться.

11 мая

Похоже, втянулся. Сложностей, конечно, невпроворот. Но мозги теперь не работают с таким диким скрипом, как вначале. Надо поработать над стилем диалогов. Жаль, что под рукой нет ни одной приличной книги.

Где же то, что я ищу? Имя, миледи, имя. Что вы мне рассказываете о своем художественном процессе? Честное слово, потом я с большим удовольствием перечитаю эту часть ваших мемуаров. А пока дайте мне информацию. Июнь, июль, август… Сплошные размышления.

18 августа

Все. Последняя точка поставлена. Finita la comedia. Редактура закончена, исправления внесены. Теперь – цензура.

22 августа

Цензура оказалась на редкость благосклонной. Николь утверждает, что нести книгу Двадцатому можно только в перепечатанном виде. Никаких рукописных вариантов. Обоснование очевидное, но перепечатывать тоскливо.

27 августа

Вот спасибо, избавили меня от этой обезьяньей работы. Забрал перепечатанную рукопись, отнес Двадцатому – пусть размножает.

4 сентября

А вот это уже аншлаг. Никогда не предполагал, что мой первенец будет пользоваться таким успехом. Только Шинав повел себя несколько странно. Зашел, сказал «спасибо», посмотрел многозначительно, постоял и удалился. Чудак, за что спасибо? Остальные не скупились на похвалы. Четвертый объявил мою книгу зарей новой литературы. Все теперь только об этом и говорят.