Станислав Лем - Расследование

- Слишком литературно, - возразил Грегори. Он просматривал тяжелый, с гладкими, плотными страницами том психометрии. - Существует рассказ Честертона на подобную тему.

- Честертона я не читал. Не люблю его. Значит, нет? А почему же тогда я должен был это сделать, по вашему мнению?

- Я не знаю, зачем вы стали бы это делать. Не могу приписать вам никакого мотива. Именно поэтому я перестал вас подозревать.

- А поинтересовались ли вы моим прошлым? Сопоставляли ли календарные даты с картой моих передвижений? Искали следы и отпечатки? Я не заметил ничего такого, за исключением одного случая.

- Я сразу же отказался от этого, ибо мозаика не складывалась в нечто целое. Впрочем, я не придерживаюсь системы, производя расследование. Я импровизирую, или, если угодно, я разбрасываюсь, - признался Грегори. Он почувствовал что-то твердое между страницами книги и медленно начал листать их назад. - Я даже разработал теорию, вытекающую из моей нерадивости: из коллекционирования следов нельзя делать никаких выводов, пока не нащупаешь определенное направление.

- Вы интуитивист? А вы читали Бергсона?

- Да.

Страницы раскрылись. Между ними лежал негатив большого формата. На фоне просвечивавшей сквозь него белой бумаги обозначился человеческий силуэт, откинувшийся назад. Грегори медленно поднес книгу к глазам и поверх нее взглянул на Сисса, который сидел ниже, чем он. Пальцем он двигал пленку по не заполненной печатным текстом полоске между столбцами, продолжая разговор:

- Шеппард сообщил мне, что вы были у него, когда исчез труп в Льюисе. Так что у вас алиби. Я вел себя, как пес, разыскивающий спрятанную кость, я перебегал от дерева к дереву и рыл, хотя рыть было негде. Я сам себя обманывал. Не было почвы, чтобы рыть, ничего...

Он планомерно передвигал негатив между колонками текста, пока наконец изображение на негативе не стало разборчивым. Это был снимок обнаженной женщины, полулежащей на столе. Рассыпавшиеся темные - значит, на самом деле светлые - волосы, спадавшие через плечо, которым она опиралась на груду темных кирпичей, почти касались сосков, обозначенных молочного цвета пятнышками. Длинные ноги, спущенные со стола, опутывала нить белых бус. В руке она сжимала неопределенной формы предмет, пересекающий черноту сжатых бедер. Губы, раскрытые в непонятной гримасе, обнажали темные точки зубов.

- Я думаю, что в достаточной степени посрамлен в ваших глазах, продолжал Грегори.

Он перевел взгляд на Сисса. Тот, слабо улыбнувшись, медленно кивнул.

- Не знаю. Вы высказали иную точку зрения. Живи мы во времена инквизиции, возможно, вам удалось бы достичь своей цели.

- Как вы это понимаете? - быстро спросил Грегори. Он еще раз взглянул на негатив, плотно прижатый к странице, и неожиданно понял: то, что он принял за бусы, было цепочкой. Щиколотки девушки были скованы. Он сморщил брови, захлопнул том, водрузил его на место и легко соскользнул с подлокотника кресла на сиденье.

- Я крайне восприимчив к боли, знаете ли. Пытками вы выжали бы из меня любое признание. Вы поломали бы мне кости, но сохранили бы свой душевный покой. Или, вернее, душевный порядок.

- Я не понимаю Шеппарда почти так же, как и самого дела, - медленно проговорил Грегори. - Он поручил мне это безнадежное расследование и вместе с тем с самого начала не давал никаких шансов. Но вас это, пожалуй, вряд ли интересует?

- Собственно говоря, нет, - Сисс поставил пустой стакан на стол. - Я сделал, что мог.

Грегори встал и прошелся по комнате. На противоположной стене висела фотография в рамке, большой снимок какой-то скульптуры в нижнем ракурсе, с резко очерченными границами света и тени.

- Это вы снимали?

- Да. - Сисс не повернул головы.

- Очень хорошо.

Грегори окинул взглядом комнату и узнал письменный стол, запечатленный на негативе. "Те кирпичики - книги", - подумал он. Оглядел окна; помимо обычных занавесок, на них были и плотно свернутые черные шторы, поднятые сейчас вверх.

- Я не думал, что у вас художественные наклонности, - сказал он, возвращаясь к столу. Сисс заморгал и с некоторым трудом приподнялся.

- Когда-то это меня занимало. У меня уйма этого добра, хотите посмотреть?

- С большой охотой.

- Сейчас, - пошарил он в карманах, - где ключи? Вероятно, в плаще.

Он вышел, оставив дверь открытой, и зажег в передней свет. Долго не возвращался. Грегори хотел еще раз заглянуть в том психометрии, но боялся рисковать. В этот момент до него донесся звук какой-то возни, что-то треснуло, словно разорвали ткань. В дверях появился Сисс. Он разительно изменился. Распрямившийся, неестественно большими шагами он направлялся к Грегори, словно собираясь броситься на него. Он тяжело дышал. В двух шагах от Грегори он разжал руку, из нее вывалилось что-то белое, смятый клочок бумаги. Грегори узнал салфетку из ресторана. Она завертелась в воздухе и упала на пол. Углы маленького рта Сисса сжались с невыразимым отвращением. Щеки, все лицо Грегори внезапно вспыхнуло как ошпаренное.

- Чего тебе нужно, червяк? - фальцетом выкрикнул Сисс. Он давился словами. - Показания? Получай показание: это я! Слышишь? Это я! Все я! Я все подстроил, я воровал трупы. Я забавлялся трупами, словно куклами, так мне хотелось, понимаешь? Только не прикасайся ко мне, гадина, у меня может начаться рвота!!! - Лицо его посинело. Он попятился, добрался до письменного стола, ища опору, упал на стул, трясущимися руками извлек из кармашка стеклянную трубочку, зубами выдернул пробку и тяжело задышал, слизывая жирные капли жидкости. Постепенно его дыхание сделалось чуть ровнее и глубже. Опершись затылком о книжную полку, широко расставив ноги, он ртом хватал воздух; глаза были закрыты. Постепенно он взял себя в руки и сел. Грегори глядел на него, не двигаясь с места. Лицо его продолжало гореть.

- Уходи. Я прошу уйти, - хрипло сказал Сисс, не открывая глаз.

Грегори словно в землю врос. Он молчал и ждал неведомо чего.

- Нет? Значит, нет! - Сисс встал, внезапно раскашлялся, жадно глотая воздух. Потянулся, поправил ворот рубашки, который перед этим расстегнул, одернул пиджак и вышел в прихожую. Через минуту хлопнула наружная дверь.

Грегори остался один в квартире. Он мог обшарить все ящики, весь стол, он даже подошел к нему, но знал, что ничего не сделает. Он закурил и теперь ходил широким шагом от стены к стене. Он вообще не способен был размышлять. Погасил сигарету, огляделся, покачал головой и направился в переднюю. Его плащ валялся на полу. Подняв его, он увидел, что спина разорвана почти до половины, петля с клочком материала осталась на крючке. Он стоял с плащом в руках, когда зазвонил телефон. Грегори прислушался. Телефон продолжал звонить. Он вернулся в комнату, подождал, пока умолкнет сигнал, но тот не унимался. "Слишком много угрызений и слишком мало последовательности, - подумал он. - Я тряпка. Нет, не тряпка, а как он сказал? Червяк!" Он приложил трубку к уху.