Юрий Брайдер - Щепки плахи, осколки секиры. Губитель максаров

Люди, вместе с Артемом нырнувшие в мир варнаков, в то самое пресловутое Пекло, всех удовольствий которого они однажды уже успели вкусить, на скорое возвращение к свету, прохладе и нормальной силе тяжести рассчитывать не могли. Им предстояло неопределенно долгое время дышать этим горячим и плотным воздухом, неизвестно куда тащить многократно увеличившийся груз своего тела и терпеливо сносить все другие трудности, не последней из которых была темнота, воистину кромешная.

Единственной их опорой в этом враждебном мире, проводником, защитником и кормильцем в одном лице был Артем. Поэтому, даже оказавшись вне пределов досягаемости кирквудовского янтаря, пожиравшего пространство Будетляндии, как термиты пожирают древесину, они не могли оторваться от него.

— Темно, как у черта в ступе, — буркнул Зяблик, и эти слова, пусть совершенно не соответствующие значимости момента, стали первыми, сказанными человеком в мире варнаков.

— Да-а, освещение на нижней дороге не очень… — заметила Верка. — Зато ни мыться, ни краситься, ни причесываться не надо. Все равно никто не оценит. Кому гребешок подарить? Может тебе, Левушка?

— Спасибо, обойдусь как-нибудь, — ответил Цыпф натянуто, а потом, чтобы разрядить тягостную обстановку первых минут пребывания в чужом мире, поинтересовался у Артема: — Ну и куда же мы пойдем?

— В нужную сторону, — заверил тот. — Кто-нибудь из вас видел, как ходят нищие слепцы?

— Видеть не видели, но представляем, — ответила Верка. — Впереди поводырь, а они за ним гуськом.

— Вот именно, — сказал Артем. — Если никто не возражает, то поводырем буду я. Следующая за мной Вера Ивановна. Остальные в произвольном порядке. Особое внимание Лилечке. Как ей там, не лучше?

— Да все так же, — невесело сообщил Цыпф. — Только дышит тяжело.

— Слепые, когда идут, еще и песни свои распевают, — сказал Зяблик.

— Пойте и вы, — разрешил Артем. — Только вполголоса.

— А почему? Кто вполголоса поет, тому меньше подают.

— Слепым здесь вообще не подают, хотя бы по той причине, что все местные жители абсолютно слепы от рождения. Представление об окружающем мире они создают себе при помощи других чувств, главным образом — слуха. Уши заменяют им глаза. Скажу прямо, в этом вопросе варнаки достигли совершенства. Возможно, они даже слышат звуки, порождаемые движением молекул или жизнедеятельностью микроорганизмов. Любой предмет, любое явление имеет для них свой собственный индивидуальный голос. Вспомните, с какой легкостью варнаки раскрывали все засады, которые вы устраивали на них. Снайпер еще только трогал пальцем спусковой крючок, а для них это звучало громче набата. Между собой варнаки, естественно, общаются при помощи звуков, хотя большое значение придается и осязанию. В их речи куда больше гармонии и мелодичности, чем во всей нашей музыке. По-видимому, человеку вообще не удастся по достоинству оценить эту сторону их жизни. Нужно родиться Моцартом или Бахом, чтобы разобраться во всех оттенках, во всех нюансах тех виртуозных симфоний, сладкозвучных сонат и проникновенных сюит, которые для варнаков являются всего лишь разговорной речью. Вот почему нам нужно пореже открывать рты. Ваши песни могут прозвучать для них если и не прямым оскорблением слуха, то, по крайней мере, мучительным диссонансом. Вспомните сами, как реагирует человек на вой собаки, мычание скотины, скрежет машин.

— Поэтому варнаки и к Лилечке так льнули? — уточнила Верка.

— Да. Когда варнаки попадали в наш мир, ее игра, возможно, была для них единственной отдушиной среди всеобщей дисгармонии и какофонии, присущей звуковой картине не только Отчины, но и всех соседних стран. Представьте себя на их месте. Из мира света вы попадаете, как сейчас, в непроницаемый, всеобъемлющий мрак. И вдруг видите где-то вдали светлое пятно. Естественно, что вы потянетесь к нему.

— Да я бы сейчас любой искорке обрадовалась, — призналась Верка. — А что, если свечку зажечь? У нас есть несколько штук в запасе.

— Лучше поберечь их, — ответил Артем. — Мало ли какие сюрпризы ожидают нас в пути. А пока вам придется полностью положиться на мои глаза. К счастью, они могут видеть и в абсолютной темноте. Покуда вы странствовали по Эдему и Будетляндии, я занимался изучением этого мира и даже приобрел в нем друзей. По крайней мере, пропасть нам здесь не дадут.

— Ну а если в двух словах, что это за существа такие, варнаки? — поинтересовался Цыпф. — Как живут? Что едят? В каких богов верят? Какое мнение о людях имеют?

— Лучше будет, если мы поговорим обо всем этом по дороге, — сказал Артем.

— Если только к этому времени у вас не пропадет желание разговаривать. Учтите, что каждый из вас сейчас понесет на себе, кроме поклажи, еще три-четыре пуда лишнего веса. Да и здешний климат не очень-то способствует нормальному функционированию человеческого организма. Это, конечно, не парная баня, но что-то очень похожее. Поэтому придется идти короткими переходами, а для отдыха использовать водоемы, которых тут, к счастью, предостаточно. Для поддержания сил будете регулярно принимать бдолах.

— Ну а как здесь насчет культурного досуга? — поинтересовался Зяблик. — Это ведь не дикая пустыня, а цивилизованный край… В Степи и то можно в хорошей компании кумысом побаловаться и на татаро-монгольские пляски посмотреть.

— Что вас конкретно интересует? — По тону Артема можно было догадаться, что он улыбается. — Рестораны, казино, ночные клубы с девочками?

— Девочки ихние меня точно не интересуют, — признался Зяблик. — Этим бы девочкам на лесоповале лес трелевать вместо тракторов или в Индии слонами работать. Могу и без ресторанов обойтись. Поскольку фрак свой в гардеробе забыл. А вот какая-нибудь зачуханнная забегаловка меня бы вполне устроила. Чем они тут душу тешат? Бормотуху хлещут или косячок давят? Да, чуть не забыл, не мешало бы с оплатой разобраться. Валюты или рыжья у меня, понятное дело, нет, но барахлом могу рассчитаться. В крайнем случае Смыкова в рабство отдам или на опыты медицинские. На хрена он нам такой безъязыкий сдался…

— Вы, братец мой, по какому праву выражаетесь в мой адрес? — раздался во мраке возмущенный голос Смыкова.

Говорил он не так гладко, как обычно, и некоторые слова подбирал с натугой, но по сравнению с детским лепетом типа «Ду-ля» или «Бу-фе-ля» это был громадный прогресс.

Больше всего, похоже, это удивило Зяблика, разразившегося вдруг цитатами из Священного писания (которые он, впрочем, частично перевирал, а иногда и вполне сознательно искажал): — «И было тогда людям знамение великое: гады подземные прозрели и твари бессловесные возопили…»