Юрий Петухов - Погружение во мрак

Проплыла, оглянулась, обожгла кровяными глазищами и облизнулась – широко, смачно обмахнула черные набухшие губы мясистым языком. Дьявольщина! Цай чувствовал, что жжение становится слабее. Но его все равно опускало вниз. Зачем?! Чего они еще от него хотят?!

– Я могу узнать что-то для себя, а не для тех, кто во мне? – спросил он с недельным трепетом.

– Да.

– Это не повредит им?

– Кому им?

– Синдикату?

– Нет. Канал работает вне зависимости от субъективных восприятий транслятора.

Как все гнусно! Карлик давно привык к гнусности, низости, подлости, мерзости и гадости этой жизни. И все же временами сердце сжималось в комок. Хотелось закрыть глаза, схватиться руками за голову – и бежать, бежать, бежать подальше ото всех, бежать из этого мира зла и боли, мира несправедливостей и горестей. Но убежать можно было только из жими. Совсем. Цай ван Дау не был тряпкой, своими трехпалыми скрюченными лапками, своей головой, своей железной волей он цепко держался за кромку бытия.

– Я хочу знать и видеть, где сейчас находится и что делает Гуг-Игунфеяьд Хлодрик Буйный!

Жжение усилилось. Стало непереносимым, адским ... и пропало. Отпрыск императорской фамилии Цай ван Дау уже не висел замороженным трупиком в большой хрустальной льдине, опускающейся в саму преисподнюю. Он стоял посреди добротной, усыпанной охапками сена конюшни, сработанной из натуральнейшего земного душистого кедра.

И был он в этой конюшне не один.

– Помянем горемыку, – мрачно сказал какой-то большой и черный человек с проседью в коротких волосах.

Он держал в одной руке бутылку водаси с колоритной бородатой личностью на сверкающей наклейке, а в другой стакан – простой, почти антикварный стакан мутного стекла. В руке у Гуга Хлодрика был зажат такой же стакан, наполненный до краев. Оба сидели прямо на сене, поджав ноги и уныло глядя в пол. Оба не обращали ни малейшего внимания на двух прекрасных, но нервничающих текинцев без збруи.

– Пусть земля ему будет пухом, – просипел Гуг. И залпом выпил водку. Поморщился. Утерся волосатой лапой. – Хотя какая там земля!. Какой там пух! На этой проклятой Гиргее нет ни земли, Дил, ни пуха! Но ежели он вернется живехоньким, я его разорву пополам, как разорвал Била Аскина! Я ему башку-то отшибу!

– Да брось ты, – прервал Гуга негр. – С того света не возвращаются.

Цай ван Дау подошел вплотную, поднял руку.

– Гуг, – закричал он, – ты настолько пьян, что не замечаешь своих лучших, преданных друзей?! А ну, протри зенки!

– Наливай еще! – Гуг протянул стакан.

– Хватит ему! Не наливай! – закричал громче Цай. – Он и так ни черта не видит и не слышит! Хватит пить!

Негр Дил наполнил стакан до краев, не обращая внимания на карлика. И это взбесило Цая. Он подскочил еще ближе и саданул ногой по стакану, зажатому в руке Буйного. Взыграла болезненная кровь папаши – Филиппа Гамогозы, полубезумного звездного рейнджера. Но нога прошла сквозь стакан, сквозь руку. Цай еле удержал равновесие. И все понял. Эти двое не видят его. И не слышат.

– Надо что-то делать, Дил, – сквозь пьяные рыдания просипел вдруг Буйный, – надо идти на выручку! Мы же не свиньи с тобой, чтоб торчать в этом хлеву!

– Ничего не поделаешь, Гуг! Я говорил Ване, не лезь на рожон. Он не послушал. Он никогда и никого не слушал.

– А моя Ливочка, лапушка, ягодка, а она-а-а..?

– Будем искать. Ежели куда ее Иван и отправил, так на Землю. Давай данные, я заложу в машину. Мы ее из-под гранита достанем. У нее есть вживленный биодатчик?

– Номерной выковыряли. Каторжные нейтрализовали, – Гуг сркивился, но совсем не протрезвел, слезы ручьями текли по его красной и опухшей реже. – Наш должен работать.

– Какой еще ваш?

– Общак ставил.

– Давай! – Негр встал, подошел к кедровому столбу-стойке, сдвинул чего-то, нажал на выступ, набрал код. Конюшня, несмотря на ее допотопный вид, была оснащена недурно.

– Ливадия Бэкфайер-Лонг, 2435-ый, АА-00-7117-Х, шесть седьмых унции, частота 900015, спектр третья четверть ХН. Хватит?

Негр рпервые за все время улыбнулся.

– Уже передано, – сказал он бодро, – я не связываюсь с поисковой геосетью. У меня свой крошеный, но очень надежный дружок висит на орбите, понял?

– Чего уж тут не понять, – совсем уныло выдавил из себя пьяный Гуг. Он явно не верил в удачу.

Цай ван Дау понял, что в конюшне ему делать нечего, тут и без него разберутся. Но не было и желания вернуться назад, в глыбу льда. «Хочу домой, во дворец. Хочу увидеть, как там стало!»

Его дважды обожгло – он на долю мига застыл в хрустале, а еще через долю мгновения оказался на Умаганге. Лучше бы он туда не отправлялся.

Наследник императорской фамилии, последний продолжатель рода стоял на развалинах некогда прекраснейшего во Вселенной дворца. Под кривыми, подагрическими ногами его лежали груды камней и черепов. Обе луны сияли в сиреневом полуденном небе. Но они не радовали как встарь глаз умагов, они бросали косые лучи в пустые глазницы, в их свете обломки дворца, руины и отбрасываемые ими тени казались зловещими. Где-то на лиловых холмах одиноко выл зураг, шесгилапый саблезубый волк. Ему не на кого было охотиться. Охотник, пришедший сюда до него, не оставил живой дичи. Трупы были пожраны – Зурага задала голодная мучительяая смерть. Цай мог бы заглянуть в подземелья. Но не стал этого делать – в жизни должна быть хоть какая-то надежда, хоть какая-то, пусть и крохотная, еле теплящаяся вера. Иначе и жить не стоит.

Он вернулся в глыбу хрустального льда.

Ему еще рано было на покой. Да никто его туда и не отпускал. Из хрустальных далей на него глядели два маленьких краевых глаза. Или это было игрой воспаленного воображения?

– Мне нужна зона 17 дробь восемьдесят два семьдесят четвертого уровня Гиргейской кеторги. Целевой сектор.

Жгущая боль полосанула вдоль хребта. И зона раскрылась. На стене рядами, через одного висели распятые каторжники. Они были уже мертвы, но в их выпученных глазах стоял предсмертный ужас. Глоб Душитель свесил черный язык. Серый Ваха – дуралей и лентяй, неестественяо вывернул шею, будто подглядывал за кем-то. Слепень висел молча и солидно, выставив отекшее брюхо ... остальных Цай ван Дау почти не узнавал, оии уже начали разлагаться.

Но висели, видно, в назидание тем, кого судьба пока пощадила. Цай заскрипел зубами. Нет такого закона, чтобы мстить оставшимся за сбежавших с каторги! Беспредел!

Дикий, кровавый беспредел!

Два полуголых бронзовотелых андроида ввели упирающегося мальчугана лет семнадцати, избитого и оборванного. Уже детей стали упекать в каторгу! Цай готов был зубами рвать гадов. Но он был бесплотен, его даже не видели.

Парнишку растянули за руки и с маху ударили об стену.