Великие научно-фантастические рассказы. 1960 год - Кордвейнер Смит

– Только одна. Ты узнаешь о ней потом, когда станешь постарше. Ее звали Хелен Америка, и она отправилась к звездам под парусами «Души». Единственная из всех женщин. И это чудесная история.

Мать промокнула глаза платочком.

Девочка попросила:

– Мамочка, расскажи сейчас. Что это за история?

Тут мать сказала очень твердо:

– Малышка, есть вещи, до которых ты пока что не доросла. Но, когда ты станешь большой девочкой, я расскажу тебе все.

Мать была честной женщиной. Чуток подумав, она добавила:

– …Если ты сперва об этом где-нибудь не прочтешь.

3

Хелен Америке суждено было войти в историю человечества, однако начался ее путь скверно. Самым первым несчастьем Хелен стало ее имя.

Личность ее отца так и осталась неизвестной. Чиновники согласились этот вопрос замять.

В матери сомневаться не приходилось. Ее матерью была прославленная человечица Мона Маггеридж – женщина, сотню раз агитировавшая за безнадежную идею полной идентичности двух полов. Она была беспредельной феминисткой – и когда Мона Маггеридж, единственная в своем роде мисс Маггеридж, объявила журналистам, что родит ребенка, то была первоклассная сенсация.

Мона Маггеридж пошла дальше. Она заявила, что твердо убеждена: личности отцов должны оставаться тайной. Она провозгласила, что женщине нельзя рожать нескольких детей от одного и того же мужчины – и женщина должна внять совету выбирать разных отцов для своих отпрысков, дабы человечество становилось разнообразнее и прекраснее. В завершение она провозгласила, что лично она, мисс Маггеридж, выбрала идеального отца и неизбежно произведет на свет единственного идеального ребенка.

Мисс Маггеридж, костлявая спесивая блондинка, сообщила, что избегнет глупостей брака и наследуемых фамилий – и что ребенка, следовательно, будут звать, если это мальчик, Джон Америка, а если девочка – Хелен Америка.

Так и получилось, что крохотную Хелен Америку сразу после появления на свет поджидали за дверью родильной палаты корреспонденты пресс-агентств. Новостные экраны озарились кадрами с милым трехкилограммовым младенцем. «Это девочка». «Идеальный ребенок». «А кто папа?»

Это было только начало. Мона Маггеридж сражалась всерьез. Она настаивала, даже когда младенца фотографировали в тысячный раз, что это красивейший ребенок всех времен и народов. Она подчеркивала совершенства своей дочери. Она выказывала всю глуповатую нежность слепо любящей матери – чувство, которое она, великая борчиха за правду, открыла для себя впервые.

Сказать, что для ребенка этот фон создавал трудности, – значит не сказать ничего.

Хелен Америка стала чудесным примером триумфа сырого человеческого материала над его истязателями. К четырем годам она говорила на шести языках и начала расшифровку ряда древнемарсианских текстов. В пять лет ее отправили в школу. Соученики немедленно породили стишок:

Хелен все это слушала и, видимо, по стечению генетических обстоятельств выросла компактной малюткой – смертельно серьезной крошечной брюнеткой. Изводимая уроками, терзаемая публичностью, она стала осторожной и сдержанной в отношении дружбы – и отчаянно одинокой в своем внутреннем мире.

Хелен Америке было шестнадцать, когда ее мать плохо кончила. Мона Маггеридж сбежала с мужчиной, которого объявила идеальным мужем для идеального брака, какого у людей отродясь не бывало. Идеальный муж был квалифицированным полировальщиком машин. У него уже имелись жена и четверо детей. Он пил пиво, и его интерес к мисс Маггеридж явно сочетал добродушное товарищество со здравомысленной осведомленностью о ее материнском капитале. Планетарная яхта, на которой сбежала парочка, нарушила запрет на внеплановые полеты. Жена и дети жениха уведомили полицию. Результат – столкновение с автобаржей и два неопознаваемых тела.

В свои шестнадцать лет Хелен уже была знаменитой, а в семнадцать стала почти позабытой и весьма одинокой.

4

То была эра моряков. Тысячи фоторазведывательных и измерительных ракет возвращались со звезд с урожаем. Планета за планетой вплывали в сферу знаний человечества. Люди открывали для себя новые миры, когда ракеты межзвездного поиска привозили снимки, пробы атмосферы, замеры гравитации, облачного покрова, химического состава и прочего. Три из огромного множества ракет, вернувшихся после двух-трехсотлетних странствий, доставили отчеты о Новой Земле, которая столь походила на саму Терру, что казалась пригодной для заселения.

Первые моряки вышли в космос почти сто лет назад. Они начинали с маленьких парусов – не более двух тысяч квадратных миль. Постепенно площадь паруса росла. Технологии адиабатической упаковки и перевозки пассажиров в отдельных капсулах свели убыль человеческого груза к минимуму. Весь свет облетела новость: на Землю прилетел моряк, рожденный и выросший под светом другой звезды. Этот человек выдержал месяц страданий и боли, перевозя горстку гибернированных поселенцев; он сумел провести грандиозный парусник на световой тяге заданным курсом сквозь великую межзвездную пучину за объективный период времени в сорок лет.

Человечество узнало, как моряк выглядит. Шагая, он ставил на землю полную стопу. Шею поворачивал резко, жестко, механически. Был ни молод, ни стар. Он провел без сна и в сознании сорок лет благодаря наркотику, делавшему возможным своего рода ограниченное восприятие. К моменту, когда моряка расспросили психологи – сначала в интересах властей Инструментальности, затем для пресс-релизов, – уже стало понятно, что сорок лет спрессовались для него примерно в месяц. Моряк так и не вызвался вести корабль обратно, потому что на деле постарел на сорок лет. Он был молодым человеком, молодым по надеждам и желаниям, – но сжег четверть человеческой жизни за один мучительный полет.

В то время Хелен Америка училась в Кембридже. Колледж Леди Джоанны слыл престижнейшим женским колледжем Атлантического мира. Кембридж воссоздавал свои протоисторические традиции, необританцы вновь вышли на передний край инженерии, связавшей их обычаи с ранней античностью.

Языком обучения, вполне естественно, был космополитический земной, а не архаический английский, однако студенты гордились тем, что живут в восстановленном университете, весьма напоминавшем, если судить по археологическим свидетельствам, Кембридж до наступления на Земле эпохи тьмы и горя. Хелен в этом ренессансе чуть-чуть расцвела.

Новостные службы следили за Хелен наигрубейшим манером. Они воскрешали ее имя и историю ее матери. Потом снова предавали ту забвению. Хелен подала запросы на шесть профессий, и последним вариантом был «моряк». Случилось так, что она стала первой женщиной, сделавшей такой выбор, – первой, потому что единственная удовлетворяла всем научным требованиям, будучи достаточно молодой.

На экранах их портреты соседствовали прежде, чем они повстречались.

Вообще-то она была совсем другой. Настрадавшись в детстве от «жирной Хелен, тупой коровы», она могла конкурировать с другими кандидатами только в чисто профессиональном аспекте. Она ненавидела и любила свою невероятную мать, которую утратила, она скучала по ней, но столь твердо решила не походить на родительницу, что превратилась в воплощенный негатив Моны.

Мать была крупной, похожей на лошадь блондинкой – такие женщины становятся феминистками, потому что не очень женственны. Хелен о своей женственности никогда не задумывалась. Ей просто досаждала собственная внешность. Ее лицо было бы круглым, будь оно пухлым, но Хелен не была пухлой. Черноволосая, темноглазая, ширококостная, но тонкая,