Альтер эво - Анастасия Александровна Иванова
– Трудный возраст, – понимающе протянула Инта. – Сочувствую.
– И я тебе, – откликнулся Марк, тоже глядя на воду, покрытую сегодня мелкими грязновато-белыми барашками. – Ты любила деда?
– Твое какое дело? – зло огрызнулась Инта.
– Никакое, – опять вздохнул Марк. – Я просто хожу и всем подряд задаю один и тот же вопрос. Потому что наверняка причины убить Язепса Старкова были у целой кучи народу, и искать в этом направлении можно бесконечно. Но похоже, что ни один человек не испытывал к нему достаточной привязанности, чтобы не убить его.
– Если ты в этом мире что-то значишь, много кто тут же захочет, чтобы ты умер, – помолчав, вдруг проговорила девчонка. – Это только если ты ничто, никому дела нет.
– По-твоему, это ты – ничто? – проявил проницательность Марк.
– Ты совсем не того, да? Я внучка Старкова, – чуть ли не по слогам произнесла Инта. – На таком фоне что угодно становится ничем.
Марк подавил желание еще раз вздохнуть: ох уж эти проблемы дедов и детей. Он повернул голову и спокойно посмотрел на девушку. Сегодня она была не накрашена, глаза влажно блестели, выбеленные прядки торчали кое-как. В левом ухе насчитывалось штук шесть «гвоздиков». А ведь если бы вернуть этим волосам цвет и дорастить хотя бы до плеч…
– Ты уже – очень красивая. У тебя прекрасные, живые глаза. Ты неглупая; возможно, даже умная – этого пока не скажу: мало тебя знаю. Но сразу видно, что воля и энергия у тебя дедова. Из тебя вышел бы хороший боец – возможно, шотокановец, хотя надо смотреть. Видишь? Это уже совсем не ничто, а очень и очень даже что-то. – Марк с удовольствием наблюдал, как на лице Инты отражается вся гамма чувств от недоверия до смятения. – И я поверить не могу, что я у тебя первый. – Раскрасневшаяся Инта окончательно лишилась слов, и Марк поспешно исправился: – Первый, кто отдает тебе должное. Господи, кто говорит тебе про тебя что-то хорошее, я имею в виду.
Инта сморгнула и быстро отвернулась к воде. Помолчала несколько секунд, потом вскинулась и мрачно спросила:
– «Забияку» знаешь?
Марк перелистал блокнот.
– Зонг-бар? На Думсдей?
– Приходи завтра после десяти. Кое-что расскажу. – Инта резко вскочила и встала над ним, уперев одну руку в бедро. – И, если уж тебе интересно, – да, я его любила.
– Да знаю я.
На лице девушки промелькнула озадаченность, но она тут же взяла себя в руки:
– Ну, не то чтобы… Может, любила – не то слово. Он был старый, конечно. Но интересный. И справедливый. Наверное, не «любила», но…
– Но стрелять в него не стала бы.
Инта нахмурилась.
– Ни один нормальный человек не стал бы. Это вообще бред какой-то. Он же умирал. Все знали.
– Он был в сознании? – вдруг пришло в голову Марку.
– Да то-то и оно, что нет. Впал в кому день назад. Врачи сказали, больше суток не продержится.
Поговорить бы с этими врачами еще, подумал Марк и тут же одернул себя. С ними сто раз уже поговорили. А ты вообще ни с кем разговаривать не должен был, сам же себе работу усложняешь – спроси еще у нее теперь, что она об остальных домочадцах думает. Любишь ты лясы поточить, Марк, нет, чтобы делом заняться.
Инта серьезно поглядела на него, молча повернулась на пятках и зашагала в сторону дома. Напоследок, не останавливаясь и не поворачивая головы, бросила:
– Девятнадцать.
Ну хоть совершеннолетняя, мысленно вздохнул Марк. Бог с ней тогда, пусть стрижется, как хочет.
Скамейка с видом на залив наконец-то была в его распоряжении.
Он выпрямил позвоночник, сложил руки на коленях и прикрыл глаза. Несколько раз глубоко и собранно вздохнул. Зуд был уже почти нестерпимым, как тяга ингаляторщика, пытающегося бросить, как влечение к женщине, как единственное, что имеет важность.
Он вдохнул в последний раз и прыгнул, и полетел в поток головой вперед, как хай-дайвер.
10
Майя едва успевает выйти из «Фикса» и сделать два шага к дому, как с потолка на нее пикирует что-то ужасное, сделанное из сплошных когтей и клювов, хлопающее крыльями и исполненное яростного желания удержаться у нее на плече.
– Да чтоб тебя! – Сердце у нее разом уходит в пятки, и теперь потребуется не меньше пяти минут, чтобы волна испуга отхлынула, а ноги перестали дрожать.
– Извини, – хрипло орет ей в ухо ворона Марк. – Пока не привык к управлению.
Он переступает с лапы на лапу, впиваясь когтищами в ткань пальто. Пернатая гадина, и как-то ведь пробралась в молл с улицы, куда смотрят клининговые службы.
– Даже не пытайся, – зло говорит Майя и решительно топает к двери, нимало не заботясь о том, чтобы пассажира не трясло. – Не выйдет.
– Что не выйдет?
– Я все равно поступлю так, как решила.
– И на здоровье. Я при чем.
– Хочешь мне помешать?
– Не-а.
– Тогда чего приперся?! – Майя теряет терпение: жутко бесит еще и то, что на ворону, сидящую у тебя на плече, не посмотреть прямо, не выворачивая шею самым опасным образом.
– Соскучился, – кряхтит ворона.
Майя трясет головой и начинает шарить в сумке в поисках мобильника, на котором у нее ключ-код от входных дверей.
Дома она проходит прямо к балкону, распахивает дверь и одним движением сбрасывает пальто с плеч на ближайший стул. Ворона возмущенно бьет крыльями и что-то гундит. Не слушая ее, Майя уходит на кухню, кипятит чайник и готовит себе быстрый бутерброд с биологической индейкой, чего в обычной жизни не делает почти никогда, но обстоятельства, ничего не попишешь, все у нее на этой неделе идет наперекосяк. В качестве компенсации за жестокое обращение прихватывает для Марка черствую попку батона и идет на балкон.
– Я ничем не могу тебе помочь. Это мы уже в прошлый раз выяснили. Так какого лешего ты прилетаешь?
Она вонзает зубы в хлеб и энергично его пережевывает, уставившись на ворону. Та дерганым движением склоняет голову набок:
– А вдруг можешь. Может, я не те вопросы задавал.
– Вдруг могу, да – а на меня тебе плевать? – Майя с усилием глотает, запивает недозаваренным и еще очень горячим чаем, чуть не давится. – Это же ты мне рассказывал про мировое равновесие и про все в таком духе? Про жизнеспособность альтернатив. Ты же понимаешь, что вот теперь ты ко мне заявился, и этим у меня в мире уже что-то изменил? Чем чаще ты сюда мотаешься, тем больше изменений, так? Так ты у нас тут вообще все порушишь – это нормально, по-твоему?
– Э-э…
Вообще-то звук, который исторгает себя ворона, не
