Айзек Азимов - Конец вечности
В 20-м Столетии поместить такое объявление мог только Купер. Это и есть его послание нам. Мы знаем его положение во Времени с точностью до одной недели. У нас есть его почтовый адрес. Остаётся отправиться за ним. Во всей Вечности только один человек достаточно хорошо знает Первобытную Эпоху, чтобы отыскать там Купера, — это я.
— И ты согласен отправиться за ним? — Твиссел облегчённо вздохнул.
— Согласен — при одном условии.
— Снова условия? — Твиссел сердито нахмурился.
— Условие всё то же: безопасность Нойс. Я не выдвигаю никаких новых требований. Она поедет со мной. Здесь я её не оставлю.
— Ты всё ещё мне не доверяешь? Разве я хоть в чём-нибудь обманул тебя? Что беспокоит тебя?
— Только одно, Вычислитель, — мрачно ответил Харлан, — только одно: в 100000-м был поставлен барьер. С какой целью? Вот мысль, которая не даёт мне покоя.
Глава 17
КРУГ ЗАМЫКАЕТСЯ
Эта мысль неотвязно преследовала его. В суете приготовлений к отъезду время пролетало незаметно, но с каждым днём беспокойство Харлана становилось всё сильнее. Сначала между ним и Твисселом, а позже между ним и Нойс встала стена отчуждения. Настал день отъезда, но и это не вывело Харлана из состояния мрачной задумчивости.
Когда Твиссел вернулся и заговорил с ним о специальном заседании Комитета, Харлан с трудом поддерживал разговор.
— Что они сказали? — спросил он.
— Ничего хорошего, — устало ответил Твиссел.
Харлан готов был удовольствоваться этим ответом, но чтобы заполнить паузу, пробормотал:
— Надеюсь, вы им не рассказали о…
— Не бойся, — последовал раздражённый ответ. — Я не сказал им ни о девушке, ни о твоей роли во всём этом деле. Я заявил, что всему виной неполадки в механизмах, неблагоприятное стечение обстоятельств. Всю ответственность я взял на себя.
Как ни тяжело приходилось Харлану, он почувствовал острый укол совести.
— Вся эта история скверно отразится на вас.
— Сейчас Совет бессилен. Им приходится ждать, пока ошибка будет исправлена. До этого они не тронут меня. Если мы добьёмся успеха, победителей не судят. Если же нет, то наказывать будет некого и некому. — Твиссел пожал плечами. — Да и потом я всё равно собираюсь по завершении этого дела устраниться от активной деятельности.
Не докурив сигарету даже до половины, он погасил её и бросил в пепельницу.
— Я бы охотно не посвящал их в это дело, но не было никакой другой возможности получить разрешение на использование специальной капсулы для новых поездок за нижнюю границу Вечности, — со вздохом закончил он.
Харлан отвернулся. Его мысли снова вернулись на проторенную дорожку. Харлан смутно слышал, как Твиссел что-то сказал, но Вычислителю пришлось несколько раз повторить свой вопрос, прежде чем Харлан, вздрогнув, пришёл в себя:
— Простите?
— Я спрашиваю: твоя девушка готова? Понимает ли она, что ей предстоит?
— Да, конечно. Я всё ей объяснил.
— Ну и как она к этому отнеслась?
— Что? А, да, да… Гм… Так, как я и рассчитывал. Она не испугалась.
— Осталось меньше трёх биочасов.
— Знаю.
На этом разговор оборвался, и Харлан снова остался наедине со своими мыслями и щемящим сознанием того, что ему предстоит дорогой ценой искупить свою вину.
Когда с загрузкой капсулы и отладкой управления было покончено, появились Харлан и Нойс. Они были одеты так, как одевались в сельской местности в начале 20-го века.
Нойс внесла несколько исправлений в рекомендации Харлана относительно её костюма, ссылаясь на своё женское чутьё в вопросах одежды и эстетики. Она тщательно выбирала детали своего одеяния по рекламным картинкам в соответствующих томах еженедельника и внимательно разглядывала вещи, доставленные из десятка различных Столетий.
Несколько раз она обращалась к Харлану за советом. Он пожимал плечами.
— Когда говорит женское чутьё, мне лучше молчать.
— Слишком уж ты покладист, Эндрю. — В её веселости было что-то неестественное. — Это скверный признак. Что стряслось с тобой? Ты на себя не похож. Вот уже несколько дней, как я просто не узнаю тебя.
— Ничего не случилось, — уныло отвечал Харлан.
Увидев их в роли аборигенов 20-го Столетия, Твиссел натянуто рассмеялся.
— Сохрани меня Время! Что за уродливые костюмы носили эти Первобытные люди, и всё-таки даже этот отвратительный наряд не в силах скрыть вашу красоту, моя милая, — обратился он к Нойс.
Нойс одарила его приветливой улыбкой, и Харлан, стоявший рядом с ней в мрачном молчании, был вынужден признать, что в старомодно галантном комплименте Твиссела есть доля истины. Платье Нойс скрывало красоту её тела; косметика сводилась к нескольким невыразительным мазкам краски на губах и щеках, брови были уродливо подведены, и — самое ужасное — прелестные длинные волосы были безжалостно подстрижены. И всё же она была прекрасна.
Сам Харлан уже освоился с тем, что ему давит пояс и жмёт под мышками, пригляделся к мышиной серости красок грубо сотканной ткани: ему не раз приходилось носить странные костюмы чужих Столетий.
— Мне бы очень хотелось установить в капсуле ручное управление, как мы собирались, — обратился Твиссел к Харлану, — но, оказывается, это невозможно. Инженерам необходим для этого достаточно мощный источник энергии, а таких источников вне Вечности нигде нет. Мы забрасываем вас в Первобытную Эпоху, изменяя отсюда локальную напряжённость Темпорального поля. Но нам всё же удалось установить рычаг возврата.
Он провёл их в капсулу, пробираясь между кипами снаряжения, и указал на маленький рычажок на полированной внутренней стенке.
— Он действует как простой выключатель. Вместо того чтобы сразу же автоматически возвратиться в Вечность, капсула останется в Первобытном Времени. Как только вы захотите вернуться, поверните этот рычаг. Затем ещё несколько минут, и последняя поездка…
— Как, ещё одна поездка? — вырвалось у Нойс.
Харлан повернулся к ней:
— Видишь ли, я не успел тебе объяснить. Цель нашей экспедиции — точно установить момент появления Купера в 20-м. Мы не знаем, сколько времени прошло между его прибытием и публикацией объявления. Мы напишем ему по указанному в объявлении почтовому адресу и постараемся выяснить у него эти сведения как можно точнее. Затем прибавим к этому моменту те пятнадцать минут, которые капсула оставалась в Первобытном…
— Понимаете, мы не можем послать капсулу в одно и то же Место и Время в два различных момента биовремени, — вмешался Твиссел. Он сделал попытку улыбнуться Нойс.
Нойс добросовестно пыталась усвоить это объяснение.
— Понимаю, — не слишком уверенно сказала она.
Твиссел продолжал, обращаясь к ней:
— Перехватив Купера в момент его прибытия, мы обратим все микроизменения. Объявление с грибовидным облаком исчезнет, а сам Купер будет знать только то, что капсула исчезла, как ей и полагалось, и вдруг неожиданно появилась снова. Он так и не узнает, что побывал не в том Столетии, а мы не скажем ему об этом. Ему объяснят, что в его инструкции оказался упущенным какой-то очень важный пункт (этот пункт ещё предстоит придумать), а дальше нам остаётся только надеяться, что он не придаст этому событию особого значения и не упомянет в своём мемуаре о том, что его посылали в прошлое дважды.
Нойс подняла выщипанные брови:
— Всё это слишком сложно для меня.
— Да, к сожалению.
Твиссел потёр руки и посмотрел на них так, словно его мучили внутренние сомнения. Затем он выпрямился, закурил новую сигарету и даже умудрился придать голосу некоторую беззаботность:
— Ну что ж, счастливого пути, друзья!
Он торопливо пожал руку Харлану, кивнул Нойс и вышел из капсулы.
— Мы уже отправляемся? — спросила Нойс, когда они остались вдвоём.
— Через одну-две минуты, — ответил Харлан.
Он кинул на неё быстрый взгляд. Нойс глядела ему прямо в глаза и бесстрашно улыбалась. С большим трудом ему удалось удержать ответную улыбку. Чувства сильнее рассудка, подумал он и отвернулся.
В путешествии не было ничего или почти ничего особенного; оно ничем не отличалось от обычной поездки в капсуле. На какое-то мгновенье они ощутили внутренний толчок, вероятно соответствовавший переходу через нижнюю границу Вечности. Впрочем, этот толчок был едва заметен и мог быть просто плодом их возбуждённого воображения.
Когда капсула остановилась в Первобытном Времени, они вышли из неё в скалистый пустынный мир, освещённый яркими лучами заходящего солнца. В слабом дуновении ветерка уже чувствовалась лёгкая свежесть наступающей ночи. Ни один звук не нарушал тишины.
Кругом громоздились скалы, голые и величественные, тускло расцвеченные окислами железа, меди и хрома во все цвета радуги. Великолепие этой безлюдной и почти безжизненной местности подавило и ошеломило Харлана. Вечность не принадлежала к материальному миру; в ней не было солнца, и даже воздух был привозным. Воспоминания детства были смутными и неопределёнными. А в своих Наблюдениях он имел дело только с людьми и их городами. Ни разу в жизни он не видел ничего похожего на эту картину.
