Лента Ососкова - История вторая: Самый маленький офицер

Сивка с самым своим невозмутимым видом уставился на тёмную полосу реки, хотя спина его предательски напряглась. Шакалёнок знал, что Заболотин никогда не отказывался от своего обещания, если мальчишка упорствовал. И ничего хорошего от обещания выдрать ждать не стоило, особенно если офицер так негодовал.

— Давай уж, — как можно более равнодушно произнёс мальчишка, — приступай. Ругаться — это по-бабьи.

— Спасибо, разъяснил, — даже в вечернем полумраке было видно, что Заболотин потемнел лицом, как небо перед осенним ливнем. — Но мы вернёмся к этому разговору позже. Когда все разместятся.

И заспешил к солдатам, на ходу бормоча себе под нос:

— Всё, отправляю в разведку. Может, он только со мной так ершится. Только… имя-фамилию-отчество Центр запросит. Сивка Ктототамович Индеец, тоже мне.

Если бы пришлось сейчас ещё и наводить порядок среди бойцов, Заболотин точно бы на кого-нибудь наорал, но, по счастью, батальон разместился фактически без его деятельного участия. И — самая хорошая новость за вечер — без участия Аркилова. Сносить его упрёки без споров Заболотин не мог даже в спокойном состоянии.

— Жор, ты какой-то нервный, — доверительным тоном сообщил капитану Кром, когда Заболотин появился в его роте с вопросом, всё ли сделано.

— А у тебя, Кром, под началом не батальон, — сердито ответил Заболотин, — а всего одна рота.

— Вот именно, целая рота, где за каждым надо проследить, а у тебя — батальон, где проследить надо всего за несколькими офицерами, — не сдавался Вадим. — Что ты бегаешь за всеми, как курица-наседка? Вот ты мне скажи, — он вынул из кармана почти пустую пачку сигарет, протянул Заболотин, но тот отрицательно качнул головой, и Кром закурил сам, — было хоть раз такое, чтобы твой контроль был действительно жизненно необходим?

— Было, наверное, — Заболотин заколебался. — А, по-твоему, всё идёт совершенно гладко без моего участия, что ли?

— Вечно ты всё выворачиваешь наизнанку, — недовольно замотал головой Кром. — Твоё участие нужно, но надо же доверять людям! Если ты в одиночку выбиваешься из сил, то скинь ты пару рот на Аркилова!

— Он и так на связи с Центром.

— Ура, мы до этого дожили! Жора хоть что-то свалил на Аркилова!

— Вадь, прекрати клоунаду! — хмуро попросил Заболотин. — И без тебя голова болит.

— Болит — значит, мозги есть и работают. Радуйся ты этому лучше, а не переживай за каждого бойца в батальоне. Они сами за себя попереживают.

— Кром, прекрати!

— Прекратил. В общем, мой тебе совет: доверяй своим помощникам, у них тоже голова на плечах, патроны в магазинах. Только они палец на курке не держат столь нервно всё время… А моя рота, если тебя так интересует, в полном порядке. Если что-то случится, я сам тебе доложу первым.

— Ладно-ладно, — Заболотин огляделся и убедился в справедливости слов бывшего однокурсника. — Через полчасика зайди ко мне, поговорить надо.

— О ком? Так, про батальон в целом мы поговорили, значит, переходим на личности… — Вадим на секунду задумался. — Дай-ка угадаю: тебя беспокоит или твой Индеец, или новый санинструктор.

— Кочуйская, конечно, — не самое приятное явление природа в батальоне, но она меня не беспокоит, — отрезал Заболотин, быть может, несколько резче, чем надо было.

— Ой ли? А может, всё-таки беспокоит? У тебя жена есть?

— Нету, — чтобы поскорее отвязаться от любопытствующего Вадима, ответил Заболотин.

— А невеста? Тоже нет? Это как? Ты ещё скажи, что и просто девушки у тебя нет!

— Нет.

— Ты же всегда по части слабого пола был весь из себя рыцарь с коронным взглядом, сражающим барышень наповал! — не поверил Вадим.

Заболотин взглянул на белёсое, словно выцветшее, небо на горизонте и глубоко вздохнул, не обращая внимания на табачный дымок. Природа вокруг притихла, испугавшись появления людей, только где-то далеко-далеко в лесу протяжно кричала какая-то ночная птица, тревожно и мрачно. Капитан поёжился, поскольку от покрытой росой земли уже тянуло холодком, и подумал, что караульные, небось, уже стоят на постах и глухо ругаются сквозь зубы, чтобы согреться, ни к кому особенному не обращаясь, так, сами себе.

— Нет, Вадим, и девушки у меня нет. С Соней мы расстались ещё до войны, — вздохнул Заболотин, вспоминая хохотушку-украинку, учащуюся в МГУ на биофаке.

— Так вот почему ты рапорт подал…

— Ничего не поэтому! К чему тебе всё это знать?

— Да не, не к чему. Просто странно: никого у тебя нет, ты вольная птица, и уверяешь, что и в мыслях Кочуйской не держишь, хотя она сегодня ехала с тобой в машине.

— Я просто её расспрашивал. Всё, закрыли эту тему, — отрезал Заболотин. И в кое-то веки Кром почему-то послушался.

Некоторое время оба офицера молчали, вглядываясь еле видную в сумраке наступающей ночи реку. Ведка текла стремительно, изредка шумно вздыхая и накатываясь на берег. Ей не нравилось бежать внизу, в узком проходе между двумя холмами.

Потом Заболотин спохватился и, кивнув Вадиму, торопливо пошёл прочь. Где-то за горизонтом громыхала артиллерия, словно ворочала набрякшими тучами гроза. Отчего-то офицеру вспомнилась любимая поговорка старого его учителя, Нестора Сергеевича Щавеля, который часто, прищурившись, говорил какому-нибудь ляпнувшему не то ученику: «Против пехоты кто нужен? Танки. А против танков? Самолёты. А против самолётов — ПВО, но вот её-то вам и придётся брать пехотой…»

Может, Щавель был прав. По крайней мере, Заболотин чувствовал в своём батальоне силу, скорость и сноровку. Например, сейчас временная позиция сформировалась на загляденье быстро и аккуратно. Виден был большой, надёжный опыт. Или, может, стремительный марш задал темп всей остальной жизни, кто знает…

Свою палатку Заболотин нашёл легко: у входа в неё, отставив руки назад, сидел Сивка, тоскливый и вялый, и, запрокинув голову, разглядывал тёмно-сизое небо.

— Пошли, Индеец, — нехотя вспомнив о своём обещании, позвал капитан, заходя в палатку. Не иначе, как Казанцев при установке потрудился: все вещи были аккуратно поставлены у входа, а оба спальных места в равной степени манили взор. Всё-таки, жалко было его отпускать в штаб… Сделать бы его обратно ординарцем!

Правда, Заболотину отчего-то казалось, что Сивка обязательно заревнует. Но, с другой стороны, чего тут ревновать?..

Мальчишка, лёгок на помине, забрался в палатку следом. У него была удивительная способность честно осознавать, что его поступок — плохой, и спокойно нести наказание. Только одна проблема: кажется, Индеец осознавал «плохость» поступка, исключительно как мнение Заболотина. Свою точку зрения на «что такое хорошо и что такое плохо» пацан не озвучивал. И, к сожалению, в своих поступках не всегда раскаивался.