Сергей Герасимов - Часть той силы

Выходя из лесополосы, совсем недалеко от околицы городка, Ложкин заметил на тропинке белый прямоугольник почтового конверта. Он поднял его, осмотрел со всех сторон и даже посмотрел на просвет. Внутри был листок бумаги. Ни почтового штемпеля, ни адреса не имелось. Чистый свежий конверт, без следов влаги или грязи. Похоже, что положили его совсем недавно. Неужели кто-то дожидался Ложкина на этой дороге?

– Разумеется, это тебе, – вмешалась Ауайоо. – Я бы посоветовала тебе выбросить это, а еще лучше – сжечь. Но ты ведь не послушаешь меня.

– Не послушаю.

– Тогда хотя бы не разрывай его сейчас. Потерпи немного. Чем позже ты откроешь конверт и прочтешь послание, тем будет лучше для тебя. Или, может быть, ты все-таки выбросишь это письмо?

35. Письмо…

Письмо он не стал выбрасывать, но решил для начала спрятать.

В холле второго этажа имелись широкие полки с книгами, заставленные наполовину. Ложкин выбрал самую непримечательную из книг (некий Сучков, том второй) и вложил письмо между страниц. На переплете изобразил фломастером большую фиолетовую звезду. После этого пошел в кухню готовить завтрак.

Он приготовил яичницу и открыл банку маринованных грибов, заел все это черствым хлебом с майонезом. Кулинарное искусство никогда не было его коньком. В отсутствие женщины он обычно переходил на подножный корм, как северный олень, – просто, чтобы не тратить неповторимое время жизни на такую чепуху, как приготовление пищи. Подкрепившись, он вышел из кухни и направился в кабинет, чтобы наконец-то заняться неработающим компьютером деда. Еще раз взглянул на книжные полки и на столик у окна. Как ни странно, но письмо лежало на столике.

Письмо, которое он сам только что вложил в книгу, сейчас лежало на столике в двух метрах от книжной полки.

Ложкин осторожно взял конверт, так, будто он был отравлен или мог ударить электрическим током, взял и еще раз внимательно осмотрел. Он сам не знал, что ищет. То, что у письма нет ни лапок, ни моторчика, ни крылышек, это и так понятно. Сам конверт двигаться не может. Значит, его кто-то перенес.

Но кто?

Холл, в котором стояли книжные полки, был расположен рядом с кухней, в которой Ложкин только что готовил яичницу. Дверь кухни оставалась открытой. Все время оставалась открытой. Значит, никто не мог проникнуть в холл и переложить письмо так, чтобы остаться незамеченным! Разве что кто-нибудь поднялся по наружной стене, влез в окно, переложил письмо и удрал, причем сделал это совершенно бесшумно. Более, чем нереально.

На всякий случай Ложкин высунулся в окно и посмотрел вниз. Гладкая задняя стена, внизу под стеной топорщится чахлый сад, в котором радуются жизни несколько низкорослых яблонь. Нет, никого здесь не было. Получается, письмо переползло само? Может быть, оно двигалось на манер улитки?

Он попытался узнать об этом у Ауайоо, но та не отзывалась. Ложкин даже постучал ее о подоконник, чтобы разбудить, но ничего этим не добился. Похоже, что Ауайоо могла работать лишь в том мире. Впрочем, кто ее знает? Второй камешек все так же ничего не отражал, зато третий исчез. Тот самый, который еще недавно отражал глубину, наполненную туманом.

– Ладно, – сказал Ложкин, – будем считать, что в мое отсутствие в доме развелись невидимки, которые воруют вещи. Ничего, нормальное дело, нам не привыкать.

Он снова поднялся на второй этаж и вложил письмо в тот же самый томик Сучкова. Потом ушел возиться с компьютером. Он был почти уверен, что письмо и в этот раз не останется на месте.

Провозившись около получаса и не добившись результата, он снова вышел в холл и снова увидел письмо, лежавшее на столике.

Хорошо, – подумал он, – все очень хорошо. Теперь мы попробуем тебя поймать.

Он взял на кухне банку с мукой и рассыпал белую пыль тонким слоем на столе и вокруг стола. Письмо снова вложил в томик Сучкова. Он был слишком заинтересован происходящим, чтобы мучить какой-то допотопный компьютер, у которого, скорее всего, окончательно умерла материнка, поэтому просто спустился на первый этаж и начал мерить комнату шагами. Защитник оказался молодцом: за те два или три часа, на которые он опередил Ложкина, он вставил новые стекла взамен выбитых. Сейчас Защитник сидел на лавочке за окном, на его коленях сидела очередная баба, а подружка бабы сидела рядом, прижимаясь теплым боком к Защитнику. Все трое курили сигареты и мило болтали. Защитник не выглядел расстроенным или сердитым. Баба, сидевшая у него на коленях, время от времени начинала ржать, как лошадь.

Почему они могут быть счастливы, а я не могу, – подумал Ложкин, – чем они лучше меня? Почему я вынужден ходить кругами в одиночестве, почему в моей судьбе постоянно идет дождь? Я тоже хочу выйти на улицу, сесть на лавочку, посадить кого-нибудь к себе на колени, и щекотать этот экземпляр за интимные места. Осточертело мне все, обрыдло, опостылело!

Он прижался лицом к стеклу.

Защитник увидел его и призывно махнул рукой.

– Андрей Сергеевич, присоединяйтесь к нам! Нам в карты четвертого не хватает.

Его громкий голос был хорошо слышен сквозь стекло. Ложкин развел руками и показал на свой лоб, показывая, что у него болит голова, потом отошел от окна. Он был зол и раздражен. Побродив по комнате еще минут пятнадцать, он пошел наверх.

Его идея сработала.

На муке отчетливо отпечатались следы не то маленьких лап, не то маленьких ног. Причем существ определенно было несколько, три или четыре, не меньше того. Теперь оставалось лишь поймать их в капкан.

В качестве капкана подойдет обыкновенная мышеловка. Множество мышеловок имелось в чулане с продуктами.

Поставив несколько мышеловок, он сел в кресле и стал ждать. Итак, что же мы имеем? – думал он. – На первый взгляд, задача не решается. Есть дверь, которую нельзя закрыть и страшный мир, который скрывается за этой дверью. Равновесие неустойчиво и становится все более неустойчивым с каждым годом, потому что ужас эволюционирует. Рано или поздно он провалится сюда. С другой стороны, там существуют миллиарды вещей, которые, при правильном подходе, могли бы превратить нашу планету в сверх-цивилизацию. Но взять нельзя ничего, или почти ничего. Безопасна лишь глина, из которой можно изготовить практически любую вещь. Плюс, секира занесена и над моей личной, щуплой, но такой дорогой шеей. И я даже не знаю, как эта секира выглядит. Подведем итог: кажется, я знаю, как разделаться со всем этим. Кажется, я знаю ответ. Я догадался!

Ему срочно требовалось с кем-то поговорить. Защитник, эта превосходная дубина, для разговора не годился. И тут Ложкин вспомнил о Собеседнике.

Вот кто поможет мне! Собеседник!