Александр Тюрин - Полдень XXI век, 2012 № 05

Тычками дубинок Олега направили к выходу, повели вниз. Перед подъездом стоял полицейский фургон с решётками на окнах. Олега затолкали в фургон, двое полицейских забрались следом, дверцы захлопнулись, фургон тронулся.

Олег трясся на боковой лавке, боясь поднять глаза от грязного, заплёванного пола, и лихорадочно соображал, что у них есть на него. Ведь не могут же они просто так, ни с того ни с сего… Могут, ещё как могут! Кому, как не ему, знать об этом.

Движение замедлилось, лязгнули ворота. Куда его привезли? И что с ним собираются делать?

Фургон остановился, одна из женщин-полицейских подошла к Олегу, в руках блеснул шприц. Быстрый укол в шею — и тьма.

Очнулся он в мрачном подвальном помещении. Руки и ноги пристёгнуты ремнями к креслу, голову стянул шлем с проводами. Сканер мозга — кто бы сомневался. Любимая игрушка всех поборников нового порядка.

Напротив, опираясь о столешницу из полированной стали (просто какой-то стол для разделки туш), возвышалась женщина в длинной юбке и белом халате мясника. Немолодая, лет под шестьдесят. Рост метр девяносто, если не больше. Плоская, костистая грудь, короткая фиолетовая стрижка, серые, металлизированные по моде глаза. На зубах бриллиантовый пирсинг. Регина Робертовна, догадался Олег.

И снова он твердил своё:

— Я не понимаю, о чём вы говорите… Не знаю ни о какой взрывчатке… Не слышал ни о какой подпольной лаборатории…

Голова трещала, он устал — устал отвечать на идиотские вопросы, устал оправдываться. Постепенно он пришёл в себя, и его охватила злость.

Регина Робертовна сунула в губы дамскую сигаретку, щёлкнула зажигалкой, затянулась, выпустила в лицо Олега струю удушливого дыма.

— У меня другие сведения. Вы заходили вчера в социальный магазин самообслуживания?

— А хоть бы и заходил, что с того?

— Зачем?

— Господи, да какая разни… — Внезапно его осенила догадка. — Так вы что, арестовали меня потому, что я пронёс товар мимо кассы?

Это было так в духе режима!

— Так я же всё оплатил, — закричал он. — Вернулся сразу и оплатил. Можете проверить.

Регина Робертовна смотрела на него, прищурившись. Сигаретка тлела в её пальцах.

— Бросьте валять дурака. Зачем вам понадобилось столько аммиачной селитры?

— Селитры? — не понял Олег. — Если вы про удобрения, так это для… — Олег осёкся. — Ну, в общем, для одного знакомого.

— Две упаковки?

— Почему две? Одну.

— По моим сведениям, две.

— Да откуда две-то?

— Ну как же? Одну вы оплатили с социальной карты через терминал, а другую пронесли без оплаты. Имеется видеозапись.

И тут до Олега окончательно дошло.

— Фу ты, — с облегчением сказал он, — я уж испугался. Так это одна и та же упаковка. Ну сами подумайте, зачем мне две упаковки удобрений.

— Вот и я о том же. Так вы говорите, знакомый попросил…

— Ну да.

— А ему зачем аммиачная селитра?

— Откуда я знаю? Может, он каннабис дома выращивает.

— Ваш знакомый выращивает дома коноплю?

— Господи! Да я же так просто сказал. Ну же! Отпустите меня, руки затекли… Всё, слава богу, выяснилось. Вины за мной никакой нет.

— Ну хорошо, — сказала Регина Робертовна, бросила окурок на пол, придавила носком туфли. — А алюминиевую пудру тоже знакомый попросил купить?

— Какую ещё алюминиевую пудру?

— Краску серебрянку, сухую.

— Ну да, краску тоже знакомый.

— Две упаковки аммиачной селитры и две банки сухой краски серебрянки?

«Гут уж Олег не выдержал.

— Опять двадцать пять! Сколько объяснять можно! Одну упаковку удобрений и одну банку краски. Одну! Не верите мне — спросите у… знакомого.

— Спросим, — заверила женщина, — обязательно спросим. А теперь, дорогой, — она шагнула к нему, ухватила пальцами за подбородок, — скажи-ка мне лучше, где вы прячете взрывчатку и где находится подпольная лаборатория. Забыл? Так я тебе помогу. — И она дважды хлёстко, с оттяжкой ударила его рукой по лицу.

Сканер мозга злобно гудел над головой.

5

Он падал — падал в огромную, тёмную трубу, раскинув руки и ноги, заходясь в крике, — но падал не вниз, во мрак, а вверх, к свету, и когда падение закончилось — вынырнул из вязкого кошмара, и собственный крик всё ещё отдавался в ушах. Он лежал, разметавшись, в постели, над головой высился белый потолок с вентилятором, и старая некрасивая женщина в белой шапочке участливо склонялась над ним.

— Очнулся, милок? — приветливо спросила она. — Ну вот и хорошо, вот и славно.

— Где… я? — Горло саднило от крика, губы пересохли.

— Не волнуйся, ты теперича в хорошем месте, в тепле-уюте.

— Как… как я сюда попал? И где… эта ужасная… ужасная… дама? — Он с трудом подобрал слово.

— Какая такая дама? Нету никакой дамы. — Она улыбнулась отстранённо-ласково и поправила уголок подушки. — Тебе сделали укольчик, теперича не о чём переживать. Всё будет путём.

На Олега непонятно почему вдруг навалилась тоска. То, что он не в полицейском участке, было понятно. Но где? В тюремном лазарете?

— Скажите хоть, как я здесь оказался, — без всякой надежды на ответ попросил он.

— Как — как? — неожиданно охотно отозвалась женщина. — Как все, ножками пришёл.

— Сам?

— Конечно, сам. Пришёл да как повалился, едва подхватили.

— За мной… кто-нибудь гнался?

— Да кто за тобой мог гнаться? — удивилась женщина. — Никто за тобой не гнался. Чего это ты вдруг удумал?

Олег отвернулся к стене и закрыл глаза. Короткий разговор вымотал его до предела.

— Ты это, — сказала женщина, — если надо чего, сразу говори. А то я сейчас уйду, приду не скоро.

Олег не ответил. На душе было пусто и неуютно.

6

— Он поправится?

— Спросите что полегче. — Высокая, костлявая женщина с фиолетовыми волосами и пирсингом на зубах выпустила дым из уголка губ, разогнала его рукой. — Собственно говоря, это не болезнь. Синдром потревоженной совести.

— Не понимаю, — сказала Кларисса.

— А никто не понимает. — Регина Робертовна поискала пепельницу, не нашла и втёрла окурок в дверную ручку. — И никто не знает, что с этим делать.

Они стояли у прозрачной с одной стороны стены и глядели на лежавшего в постели пациента. После укола Олег успокоился и теперь спал, но не мирным сном здорового, благополучного человека, а пребывал в болезненном лекарственном оцепенении.

При виде трогательно торчавшего на макушке вихорка сердце девушки сжалось от жалости.