Филип Дик - Небесное око

– Она охотится за рыбой, – прокомментировала мисс Рейсс.

– Подлая птица, – заключил Гамильтон. – Убивает беспомощных рыб.

Чайка растворилась в воздухе.

– Но рыбы сами виноваты, – строила логическую цепочку мисс Рейсс. – Они уничтожают другие формы жизни – маленьких рачков, планктон и водоросли.

– Злобные, алчные рыбы! – подхватил Гамильтон.

По дрогнувшей глади океана пробежала рябь. Рыба как вид жизни списана за ненадобностью. Кстати, со скатерти-самобранки пропало блюдо копченой селедки.

– Ой!.. – воскликнула Марша. – Это был импорт из Норвегии.

– Должно быть, обошлось недешево, – проворчал Макфиф. – Импорт всегда сжирает изрядные суммы.

– Кому нужны деньги?! – удивленно, будто открыв великую истину, оглядел собравшихся Джек. Достав из кармана горсть мелочи, он швырнул ее вниз по склону. Яркие кружочки металла сверкнули на солнце. – Деньги – грязь и тлен.

Блестеть монеткам пришлось недолго. В кармане у Гамильтона странно хрюкнул бумажник: улетучились банкноты.

– Очаровательно! – хихикнула миссис Притчет. – Как мило, что все вы мне помогаете! Иногда мне идей не хватает.

Вдали на склоне корова щипала траву. В тот момент, когда взоры обедающей компании обратились на нее, корова поднатужилась и произвела нечто не к столу сказанное…

– Упразднить коров! – закричала мисс Рейсс, но это оказалось излишним. Эдит Притчет успела почувствовать неудовольствие – и корова испарилась.

Но одновременно у Джека исчез ремень. Туфли Марши. И сумочка мисс Рейсс. Все, что сделано из кожи. А со скатерти пропали йогурт и сливочный сыр.

Мисс Рейсс протянула руку и дернула за пучок сухого бурьяна.

– Какие неприятные растения! – пожаловалась она. – Я укололась…

Упомянутые растения ушли в забвение. Также сдуло почти всю траву на пастбище, где прежде паслись коровы. Теперь вокруг расстилалась лишь голая земля да камень.

Прыжками носясь по кругу, как клоун по манежу, Дэвид вопил:

– Мне попался ядовитый дуб! Отравленный дуб!

– Деревья вообще ядовиты, – сделал открытие Гамильтон. – И репейники, лопухи… сорняки всякие…

От этих слов рощу справа сильно тряхнуло. Лес вокруг тоже затрепетал, будто по нему прошлась гигантская невидимая расческа. После такой «стрижки и укладки» проплешин в растительном мире явно прибавилось.

Марша хмуро пыталась спрятать подальше остатки своей обувки – лохмотья дратвы и металлические заклепки.

– Просто безумие какое-то! – прошептала она Джеку.

– Упразднить обувь! – предложил Гамильтон.

– Неплохая мысль, – согласилась миссис Притчет. Глаза ее горели сумасшедшим огнем. – Обувь жмет ноги!

Остатки туфель исчезли у Марши из рук. Кстати, вместе с обувью остальных присутствующих. Макфиф нервно заерзал своими большими лапами в желто-красных носках. Не найдя, куда пристроить ноги, он смущенно подтянул их под себя.

Тут на горизонте появился дымок океанского сухогруза.

– Алчные торгаши стригут купоны, – констатировал Гамильтон. – Сотрем его с карты морских путей!

Темный дым на горизонте пропал. Торговое судоходство стало достоянием истории.

– Теперь намного чище! – одобрила мисс Рейсс.

По шоссе приближалась машина. Из открытого окна долетели веселые звуки джаза.

– Упраздните радио, – посоветовал Джек.

Шум прекратился.

– Заодно бы и телевизоры, и кино…

Видимых перемен не произошло, но кино и телевидение наверняка отпраздновали покойника.

– А как же остальная дешевка? Аккордеоны, гармони, банджо, маракасы!..

Наверное, сейчас многие музыканты в мире получили хороший подарочек.

– Рекламу! – закричала мисс Рейсс при виде длинной тяжелой автоцистерны, размалеванной по бокам яркими буквами.

Слова на бортах цистерны увяли.

– Грузовые машины – туда же!

Тягач с цистерной прямиком въехали в небытие, выплюнув ошалевшего водителя в кювет, как косточку от компота.

– Ему больно, – жалобно проговорила Марша.

Водитель, не успев выползти на дорогу, исчез…

– Топливо! – подсказал Гамильтон. – То, что везла цистерна.

В мире не стало больше дизельного топлива.

– Нефть, скипидар, нафталин!.. – внесла свою лепту в дело улучшения реальности мисс Рейсс.

– Пиво, медицинский спирт, чай! – добавил Гамильтон.

– Повидло, мед и шипучка, – предложила мисс Рейсс.

– Яблоки, апельсины, лимоны, абрикосы, груши… – робко подала идею Марша.

– Изюм и персики, – мрачно проворчал Макфиф.

– Орехи, лакрица и бататы! – продолжил Джек.

Миссис Притчет любезно упраздняла упомянутые категории.

Стаканчики чая опустели. Скатерть, заставленная едой, заметно обеднела.

– Яйца и сосиски! – вскочив на ноги, закричала мисс Рейсс.

– Сыры! Дверные ручки! Вешалки! – тоже вставая, добавил Гамильтон.

Идиотски хихикая, миссис Притчет продолжала раскручивать свою адскую мельницу.

– В самом деле!.. – колыхаясь от охватившего ее веселья, задыхаясь от смеха, проговорила она. – Но не слишком ли далеко мы зашли?

– Чеснок, бигуди и зубные щетки! – чуть громче произнесла Марша.

– Сера, карандаши, мел, помидоры! – захваченный общей шизой, выпалил Дэвид.

– Трава, автомобили, газонокосилки! – пролаяла мисс Рейсс.

На краю поляны благополучно окончил свои дни «форд» Гамильтона. Склоны холмов будто вытоптало стадо мамонтов.

– Тротуары, – зашел с другого бока Джек.

– Питьевые фонтанчики, часы… – добавила Марша.

– Мебельная политура, – приплясывая, взвизгнул Дэвид.

– Массажные щетки, – отчеканила мисс Рейсс.

– Комиксы, – напомнил Макфиф. – И эти торты с надписями кремом. Французская стряпня.

– Кресла, – неожиданно для себя сказал Гамильтон, и ему стало жарко от собственной смелости, – и диваны!

– Диваны – аморальная вещь! – подтвердила мисс Рейсс, в возбуждении не заметив, что наступила на термос. – Долой их тоже! И стекло! Все стеклянное.

Миссис Притчет послушно упразднила очки мисс Рейсс, как и все стеклянные изделия.

– Металлы! – прокричал изумленный Гамильтон.

У брюк пропала «молния». Металлический корпус термоса тоже исчез. Часы на запястье у Марши… металлические пломбы в зубах… и даже крючки на женском белье.

Потерявший голову Дэвид, прыгая за спинами у взрослых, провизжал:

– Одежду!

В тот же миг все оказались в чем мать родила. Но никто не испытывал и тени смущения, ибо разница полов, как самая страшная скверна, устранена гораздо раньше.

– Растительность! – сказала Марша и поднялась, чтобы встать рядом с мужем.

На этот раз перемены вышли значительные. Ближние холмы и далекие горы мигом облысели, превратившись в гигантские голые черепа. На них, будто пятна запекшейся крови, темнели лишь небольшие островки жухлой земли.