Райдо Витич - Код Омега

— Она не убивала… не давала им родиться.

— Это мука оставаться, когда готов уйти, когда уже зовут. Я тоже грешен в том. Ведь ты должна была уйти — вот что она задумала. Она же поселила свою частицу в тех, кто шел со мной — твоих и моих товарищах, всей группы. Вышло так, что лаборант сошелся с женщиной, и та должна была родить… тебя. А я не дал. Теперь у них родится другой ребенок — не ты, и много позже. Тот круг, пятно, зовущее тебя — ты помнишь? Ты могла вернуться туда, что называешь «домом», почти сразу. Кори же, я повинен.

Стася заплакала, но слезы сами лились и были так легки, как летний дождик, орошающий истосковавшуюся по нему землю. Ладонью щеку Николаса накрыла, коснулась губ его:

— Я тебя люблю, и чтоб не сделал ты — заранее прощен.

— Ты плачешь, — губы оросили слезы, и Стася явственно увидела, как светится лицо любимого. Оно прозрачно, миг и распадется.

— Не уходи!

— Нет.

— Ты становишься прозрачным.

— Просто ты прозреваешь. Я не изменился — ты поняла, что изменилась.

— Мне незачем тебя спасать?

— Нет.

— Я не виновна в твоей смерти?

— Нет. Вопрос абсурден, ты уж поняла.

— Но как случилось, почему я не помню? Шульгин нас отправлял, это четко встает передо мной.

— Любовь моя, тебя звали долг и любовь. С чем ты ушла, с тем и пришла. Ты ко мне рвалась, но с плоскости той, что сюда лишь снами проникает. Тебе казалось, что тебя послали, на деле же, ты умерла с мыслью обо мне, о долге и любви, вине, о том, что не успела. Оно и гнало тебя прочь, кружило по миру, но не ко мне, а от себя тянуло прочь.

— Как это случилось?

— Так важно? Хорошо, смотри мне в глаза.

Стася посмотрела и увидела, как в зеркале — себя….

Федорович отпрянул, отошел к окну, кинул через плечо упрямо:

— Нет. Я своих на тот свет не отправляю.

Стася качнулась, слабость дала о себе знать и в голове начал зреть взрыв. Набухла вена. Но женщина о том не ведала — она хотела возмутиться, внутри кричало все и организм сдавал, не выдерживая напряжения. Но он кричал тише, чем ее душа.

Дверь в кабинет распахнулась и на пороге возник Лавричев. Оглядел пару:

— Прав оказался Шульгин. Воркуем? Капитан Русанова, вам было запрещено покидать территорию медцентра. Добровольно вернетесь в палату или силой сопроводить?

Русанова качнулась. Вена лопнула, бронхи свело и кровь устремилась наружу, вскрывая залатанное врачами.

— Я ее провожу, — заявил Иван, обняв Стасю за талию. Та только глянула на него и падать начала. Рванула прочь, ломая все преграды, непонимание, неспешность тех, кто помочь не в силах был ей — к нему, к тому, кто нужен был ей больше жизни, кому она должна была помочь….

— Значит Шульгин, задание, отправка в параллель с биороботами?… Иллюзия.

— Сценарий, что написала ты сама в своем воображении. Типичный для той жизни, что вела. Как можешь написать сейчас что и кого угодно. Будет так. Захочешь — можешь продолжить служить, а нет… Будешь нам помогать другим пришедшим, тем кто уходит.

— А ты, вернее, Николай?

— Я пережил тебя на пару дней и вернулся сюда как только понял — тебя нет рядом. Что было ждать? Я — та часть меня, что за тобой ходила. Зол был от страха за тебя, я искал, а ты скрывалась: мелькнешь и снова тишина. Когда и где ты вышла — неизвестно было. Заметили вас только в деревушке. Потом опять провал, как будто ты еще в раздумьях: остаться ли здесь, там? Мне показалось, Стесси изгаляется: ты заблудилась из-за нее. Ее судьба была мне не ясна, подумать странно — она и добровольно уйти. Самоубийство что здесь, что в том любом другом из миров не грех, а высшая из глупостей. Никогда самоубийца не встретит тех, кого любил, близких, родных душ. Он лишает себя сопровождения и мается, меж множества параллелей блуждая, пока не рассыплется, так и не найдя приют. То ад его путешествие. Возможно, что его и описывали.

— Колдовство, что приписывали Стесси?

— Всего лишь слово, что более понятно для людей. А что за ним, еще поймут не скоро. Все миры тесно связаны между собой. К нам приносят из них немало, немало и отдают, забирая от нас. Естественные события.

— Данте, Сведенборг?

— Скажем так, кто на какой ступени развития был, тот так и понял. Возьми себя, ты умница, но тоже не сразу приняла тот факт, что ты без тела «мертва», но продолжаешь жить, любить, бороться, идти вперед, хотя ушла с той плоскости, где шаг твой был заметен. Все продолжается, как шло, просто кто-то ушел за кулисы, но не ушел совсем и продолжает жить, творить, готовиться к своему выходу. Деревья на зиму укрыты снегом, им нужен отдых, нужен он и душам, что в суете не замечали многого, забыли о себе и том Истоке, что их породил.

— Я умерла, — сказала, привыкая к этой мысли, уже не страшась ее, но ежась с непривычки. И улыбнулась робко. — Думала, не так все будет.

— Как есть, — развел руками. — Уже не страшно?

Стася улыбнулась в ответ на его улыбку. Стало вдруг легко и спокойно и отступил не только страх, а словно цепи с рук каторжника рухнули оковы тела.

— Не страшно. Ты рядом.

— Я не уходил, — обнял ее и нежно губ коснулся.

Свобода и покой, к которому она стремилась, пробрались внутрь и завладели ею.

— Я и ты? И ничего меж нами? Ни суеты, ни тревог, ни мнения других, ни долга?

— Ничего.

— Но мы родимся вновь?

— Когда захотим. Но вместе, чтобы встретиться опять.

— А твои воины нас проводят?

— И охранят. Помогут нам найти друг друга.

— Узнаем?

Николас рассмеялся:

— Опыт уже есть.

И закружил ее. Как вихрь, частицы его смешались с ее частицами, и каждая смеялась, вздымаясь вверх, не к небу, в свет мрака вселенной, где им подобные, смеясь, кружили и радовались, улетая прочь и разнося по галактикам, мирам и параллелям что чувствовали, знали, любовь свою, что щедро отдавали всему и всем, встречавшимся на пути. И вспышками оглашали вселенную о радости своей.

Но самой яркой из всех были — они.

Иван увидел вспышку в небе, как будто вспыхнула и погасла звезда, и как наяву услышал счастливый Стасин смех, которому вторил другой, мужской, и не иначе Николая.

Капитан нахмурился, тряхнув волосами, и, вздохнув, отошел от окна: прощай, Стася.

— Ну, и долго будем сонных тюленей изображать? Всем спать, завтра в девять на стрельбы. Иштван, увижу с синими за бильярдом, отстраню! — объявил своим бойцам.

"Зеленые" переглянулись и пошли по своим комнатам.

Жизнь продолжается. А как иначе? Она ведь бесконечна.

1 июля — 9 августа. 2007 г.

Вид одежды XI–XII в.

Метр Шаплен. 17 век.