Владимир Романенко - Год белой кометы

Из зарубежных обсерваторий потоком шли данные о наблюдениях кометы, а здесь было немыслимо даже поднять забрало купола. Кирилов ходил мрачнее тучи, злился на погоду и думал о том, что мир все-таки несправедлив. Он знал почти все программы наблюдений «его» кометы, которые шли в других астрономических центрах, знал абсолютно точно, что отнаблюдать изменения кометы почти в реальном масштабе времени, в динамике и по всем параметрам сразу, могли только здесь. Он сделал все от него зависящее, чтобы не было срывов по техническим и прочим причинам, и вот ворвавшийся откуда-то с Атлантики циклон мгновенно смазал все планы, все возможные результаты.

Лонц и Павленко для того, чтобы не выходить из ночного режима жизни появлялись в комнате отдыха к вечеру и молча резались в шахматы до трех часов ночи, потом разбредались по своим комнатам. Селюкова так же молча смотрела телевизор или пила крепкий кофе с дежурными операторами. Все были расстроены таким фатальным невезением и тем, что в данной ситуации абсолютно невозможно что-либо изменить.

Через три недели ветер неожиданно стих, облака ушли вниз и заполнили всю долину, а над горой снова высветились яркие, почти кристальные огоньки звезд. Комета сияла вполне- ба, ее белый, развернувшийся на четыре созвездия хвост, отлично просматривался без всяких оптических приборов. Такого фантастического зрелища Кирилов не видел никогда в жизни. Он молча стоял на балкончике башни и любовался небесной гостьей. Через несколько минут к нему присоединились наблюдатели и вся дежурная смена, настроение у всех было приподнятое и Кирилов почувствовал это сразу.

— Смотрите, смотрите, — сказал он, — телескоп телескопом, но личных впечатлений ничто не заменит. Еще немного — и все по местам, начнем работу.

В эту ночь работа шла сосредоточенно, без лишних фраз и лишней суеты. Наблюдатели успели освоить наблюдения в синхронном режиме заранее, поэтому коллизий практически не возникало и находившемуся здесь же в аппаратной Сосновскому ничего не оставалось, кроме функций стороннего наблюдателя работы его собственного детища. Под утро Кирилов собрал всех участников наблюдений у себя в кабинете.

— Ну как, други? Как впечатления? Можете обобщить?

— Давайте я, — заговорил Павленко. — Пока все замечательно, есть абсолютно уверенная корреляция, соответствие, между изменениям спектра и поляризации во времени. Таяние ядра кометы происходит очень энергично, с выбросами и в моменты этих выбросов, кроме линий углекислоты появляются полосы циана и метана. В эти же моменты заметно меняется поляризация, о чем говорят результаты, которые зафиксировала Наташа…

— Изменения до девяти процентов, — подтвердила Селюкова.

— Как жаль, что не повезло с погодой, — огорченно по- качал головой Максим Петрович, — можно было бы иметь всю картину изменений в ядре за десятки миллионов километров от перигелия… (Перигелий — ближайшая к Солнцу точка орбиты.)

— Не горюй, Максим, пара недель еще есть! — попытался успокоить его Лонц.

— Ты неисправимый оптимист, Лев Юлианыч! — нервно ответил Кирилов, — Посмотри прогноз, там где-то опять зреет циклон и неизвестно, куда он повернет. Надо иметь в виду, что каждая удачная ночь нашей программы может оказаться последней!

— Около тридцати экспозиций мы уже отсняли, — воз- разил Лонц, — это уже не так мало. Хочу еще проинформировать вас о том, что есть одна интересная новость: шейка хвоста кометы имеет тенденцию к уменьшению. Возможно, завтра мы будем свидетелями любопытного явления, которое известно как отрыв кометного хвоста. Если, конечно, это произойдет не днем.

— Обязательно надо снять, а пока давайте разойдемся на отдых, надо завтра быть в хорошей форме.

Павленко встал с дивана, улыбнулся и поднял правую ладонь:

— Все будет нормально, я уверен!

Наблюдатели разошлись, Кирилов поднялся в помещение АСУ.

Малахов еще не спал. Он стоял у стойки с усилителями и протирал спиртом какой-то разъем.

— Что-нибудь случилось? — спросил Максим Петрович.

— Ничего страшного. Вот, решил прочистить одно соединение, капризное местечко. Так, на всякий случай. Лучше бы его, конечно, заменить.

— Саша, ты вот что сделай, выведи на период наблюдений кометы усиленную бригаду инженеров, чтобы в случае чего быстро принять меры. Ну, скажем, ты, Гармаш, Дунаев…

— …и Макаров.

— Этот еще зачем?

— А затем, что коммутацию он знает лучше всех.

— Не расплатишься!

— Ничего, дадим ему отгулы и все будет в порядке.

— Тебе виднее. В общем, действуй.

Квечеру, когда вся бригада АСУ собралась вместе, Малахов пояснил инженерам причины беспокойства Кирилова.

— Времени для выполнения программы осталось очень немного, львиную долю сожрал циклон. Кирилов волнуется относительно надежности управления. Давайте так: в дежурном режиме Макаров — возле стоек релейной коммутации, Дунаев — усилительная станция, Гармаш — у компьютеров, я — в аппаратной. Если случится неисправность, я сразу дам знать, никого искать не придется.

Телескоп навелся на комету, едва только погасли последние лучи сиреневого, уже морозного, почти зимнего заката. На снимках, которые следовали один за другим через каждые десять минут, было хорошо заметно, что шейка кометного хвоста становится все тоньше и отделение его от кометной комы может произойти в течение ближайших часов. В аппаратную вошел дежурный механик и сказал Кирилову, что надо переложить стекловолоконный фибер, который может натянуться и оборваться, что означало бы конец работы спектрографа. Кирилов согласился сделать перерыв на пять минут, а затем навестись на комету так, чтобы место соединения хвоста и комы было бы в центре поля зрения.

Телескоп уложили в «горизонт», и Сосновский вместе с механиками отправился перекладывать фибер. Эта операция была не столь простой и требовала отсоединения стекловолоконного светопровода, поэтому она заняла отнюдь не пять минут, а целых пятнадцать. Кирилов нервничал и успокоился только тогда, когда труба телескопа снова пошла вверх, в темный проем купола. И тут случилось то, чего никто и никак не ожидал.

Телескоп, не доехав до нужного положения, остановился, а индикация выдала сигнал неисправности. Кирилов рывком повернулся к Малахову и почти выкрикнул:

— Ну, что у вас?

Малахов схватил в руки микрофон громкой связи.

— Дунаев, что там у тебя?

— Сигнал отрабатывается, только какой-то он… маленький…

— Гармаш?

— Что- то с преобразователем азимута- два разряда пропали.

Малахову стало почти сразу понятно, что происходит с телескопом. Пропали два разряда регистра скорости, значит привод не успевает за объектом в режиме наведения. Если привод наведения чем-то подтолкнуть совсем немного, он дотянет до нужной точки и включится режим ведения, у которого уже свой привод, наверняка исправный!