Тед Деккер - Кровь. Царство химер

Богохульство.

Томас опустился на одно колено, взялся за крышку, потянул. Но та не сдвинулась с места.

Уильям провел рукою по верху.

— Здесь, — шепнул он. Сундук вместе с крышкой оказался обвязан еще и кожаными ремнями.

Он быстро перерезал их. Концы ремней, отскочив, стукнули по сундуку. Томас с Уильямом переглянулись, прислушались. Из спальни вождя по-прежнему доносился только храп.

Потом они вдвоем потянули крышку вверх, и она отделилась от сундука с тихим скрипом.

Проблема заключалась в том, что отсюда был только один путь наружу. Если бы их здесь застали, разрезать стену и убежать не удалось бы. По сути, они находились в маленькой западне.

Вдвоем они отодвинули крышку, и, едва сундук приоткрылся, Томас понял, что достиг своей цели.

Книги!

Он быстро поднялся на ноги. Чересчур быстро. Крышка выскользнула из пальцев и ударилась углом об пол. Задела один из подсвечников, тот зашатался.

Томас нагнулся к нему, поймал, не дав упасть. Они с Уильямом снова замерли. Храп продолжался. Уильям опустил на пол свой край крышки. Пот на этот раз прошиб обоих.

Исторические книги были в кожаных переплетах и выглядели очень, очень старыми. Размером меньше, чем он думал, примерно в дюйм толщиной и в длину дюймов девять. В одном сундуке их помещалось штук пятьдесят.

Он провел рукой по верхней книге, стер тонкий слой пыли, ее покрывавший. Давно их, судя по всему, не читали. Неудивительно — в Орде, возможно, вообще никто не умел читать. Даже среди Лесного Народа умели немногие — да и зачем, если устные традиции всех устраивают?

Для своего размера книга оказалась тяжеловатой. Вытисненный заголовок гласил: «Рассказы об истории». Томас открыл ее. Увидел замысловатый рукописный шрифт. Перевернул несколько страниц. Та же письменность, что и в его снах. Английский язык.

Обыкновенный английский. Но дочь Кваронга назвала его невнятицей. Значит, Паршивые читать их не могли. И все же было в этих книгах что-то неуловимо странное.

Он вернул ее на место, взял другую. Заголовок тот же. Да и остальные, которые он видел в сундуке, назывались так же, хотя на нескольких имелись подзаголовки. Он отложил вынутую книгу на пол.

— Это они? — чуть слышно шепнул Уильям.

Томас кивнул. Да, это были они, и их было много. Слишком много, чтобы унести вдвоем за один раз.

Он указал на другой сундук. Уильям разрезал ремни, они сняли крышку. В нем тоже оказались книги. Возвращая крышку на место, Томас прошептал:

— Пора уходить.

— Они поймут, что мы тут были! Ты убил Мартина.

«Ну и что? Убить его мог и какой-нибудь обиженный солдат», — подумал Томас. Правда, они разрезали ремни на сундуках. Их следует как-то завязать снова.

Но сперва все же прихватить несколько книг, из тех, что…

Из спальни донесся кашель Кваронга.

Томас замер. Нет времени рыться в сундуках. Надо вернуться сюда с подмогой и забрать все.

В спальне послышалось движение. Пора было пошевеливаться. Он показал жестами, что нужно делать, Уильям понял. Стараясь не шуметь, они потратили на завязывание сундуков слишком много времени, но справились, в конце концов. Томас подобрал книгу, которую успел вытащить, проверил ремни на крышках. Как будто в порядке.

Мимо Кваронга они проскользнули, еще раз поборов искушение с ним покончить. Они сделают это лишь после того, как книги будут у них. Томас не желал, убив вождя, переполошить весь лагерь. Ведь, если повезет, Паршивые могли и вовсе не узнать об их ночном вторжении.

Вернувшись в комнату слуг, они переоделись в свои плащи и выбрались наружу через дыру в стене.

— Идем медленно, — напомнил Томас.

— Не уверен, что могу идти быстро. Слишком все болит.

Орда спала. Если кто и видел, как они прошли в ночи по лагерю, то шума не поднял. Через двадцать минут Томас и Уильям оставили шатры позади и растворились во тьме пустыни.

— Идем! — воскликнула Майкиль. — До восхода солнца еще целый час. Раз они спят, цвета нашей кожи никто не разглядит. Придем и всех поубиваем!

— Можно я сперва омоюсь? — взмолился Уильям. — Меч в живот лучше, чем эта проклятая парша.

Томас смерил его взглядом. Они оба еще не мылись, решая, возвращаться им в лагерь до восхода или нет.

— Мойся, — разрешил он.

— Благодарю.

Уильям подошел к лошади, сорвал с себя одежду, швырнул ее наземь и начал, бормоча ругательства, плескать водой на грудь. При этом он кривился — через два дня после начала болезни вода причиняла боль не слишком сильную, но все же ощутимую.

— Теряем время, Томас, — сказала Майкиль. — Если идти — так сейчас.

Она все еще злилась из-за того, что ее не взяли в первый раз, Томас по глазам это видел. Да к тому же не могла теперь понять, почему они не прикончили Кваронга, пока тот спал.

Томас вынул добытую книгу, снова ее открыл. Первая страница была чиста. Вторая — тоже.

Вся книга оказалась чистой!

Ни единой буковки. Как такое могло случиться? Первая книга, в которую он заглядывал, была исписана, а эта, в которую не заглянул, — пуста.

Ему нужны остальные книги. Пусть Майкиль мечтает убить Кваронга, но этого делать нельзя, пока они не узнают все что нужно. И не завладеет обоими сундуками.

Он захлопнул книгу.

Это слишком рискованно. Лучше подождем и пойдем завтра ночью.

— До завтрашней ночи ты не дотянешь! — сказала Майкиль. — Из-за болезни утратишь разум.

— Тогда омоюсь сегодня и пойду, вымазавшись пеплом, как ты. Горячку пороть не стоит. Ведь подобная возможность может больше никогда не представиться.

— Часто ли Кваронг подходит к нашим лесам так близко? И еще меня беспокоит его план. Подумать надо. Из Южного леса сообщают, будто Мартин искал мира. И, возможно, лучшее, что мы можем сделать, — это подыграть их плану, притворяясь, что ничего не знаем. — Он встал, подошел к своему коню. — Слишком много вопросов. Подождем завтрашней ночи.

— А если они завтра уйдут? К тому же через три дня — Собрание. Мы не можем торчать тут вечно.

— Тогда мы пойдем за ними. А Собрание подождет. Довольно!

Из тьмы донеслось фырканье лошади. Чужой.

Томас инстинктивно упал и откатился…

— Томас!

Рашель? Он медленно приподнялся.

— Томас!

Она подъехала, соскользнула с коня и бросилась к нему.

— Томас, благодарение Элиону!

Да, это был Томас, но его состояние заставило Рашель остановиться на полпути. Даже в темноте было видно, какая серая у него кожа и бледные, почти белые глаза. Такое она и раньше видывала. Кто вовремя не омывался — начинал сереть. Ее и саму несколько раз прихватывала эта болезнь.