Игорь Алмазов - Навстречу звездам

Их, двадцать два человека, вывели во двор и построили перед помещиком, сидящим в кресле на возвышении. Это был сорокапятилетний плешивый субъект маленького роста с уродливой, омерзительной рожей...

- Господи, спаси и сохрани... - прошептала Аленка, увидев Коэна. - Мне страшно, Дениска. Он не пощадит нас... Мне страшно...

- Не бойся, - ответил Денис, взяв ее за руку. - Пока я с тобой, можешь ничего не бояться. Я никому не дам тебя в обиду, обещаю...

- Как вы, голодранцы, посмели участвовать в гражданском неповиновении? Как вы осмелились без моего разрешения находиться на моей земле? Все эти поля, леса, луга и озера на пятьдесят километров в округе принадлежат мне, и только мне! Я заплатил за это многие миллионы долларов! - в бешенстве набросился помещик на отца Серафима.

- Пусть Господь будет тебе судьей, - не ответив на идиотские вопросы захватчика, твердо сказал священник.

- Ах ты, святоша! Хочешь умереть мучеником? Пока что я буду твоим судьей! Сдохни, гой!

По его сигналу головорезы сорвали с отца Серафима крест и рясу и затолкнули в клетку с голодными свирепыми собаками специально предназначенной для подобных целей породы... Аленка в ужасе отвернулась и уткнулась лицом в грудь крепко обнявшего ее Дениса...

- Так, ваш блаженный отче отправился в рай... - с нескрываемым удовлетворением сказал Коэн через несколько минут. А что мне делать с вами? По закону тот, кто находится нелегально на частной земле, переходит во владение к собственнику этой земли...

Он встал и прошелся перед пленниками, внимательно разглядывая каждого. Наконец, он остановился возле Дениса и Аленки.

- Ты чего отвернулась? Боишься дядю? - с гнусной ухмылкой Коэн дотронулся до лица Аленки резиновой палкой и силой повернул ее голову к себе. - Смотри-ка, какая лапочка! Какая смазливая русская сучка! Я очень таких люблю! Я тебя попробую прямо сейчас. Пошли ко мне. Тебе будет хорошо со мной. Я покажу тебе спальню, бассейн, джакузи. Давай, пошли... - он попытался короткопалой волосатой рукой дотронуться до ее груди...

Вне себя от ярости, Денис, собрав все силы, наотмашь ударил помещика кулаком по морде. Сила удара бесстрашного мальчика была такова, что Коэн был сбит с ног и отлетел назад. Все - и помещик, и охрана, и пленники опешили. С ужасом ожидали его товарищи по несчастью того, что сейчас произойдет...

Примерно полминуты длилось гробовое молчание. Потрогав рукой морду, Коэн в бешенстве произнес:

- Сейчас посмотрим, какой ты у нас герой!.. Бить щенка кнутом, пока не запросит пощады! Ну а потом держите ему голову так, чтобы он все видел - я у него, у всех них на глазах отымею его суку! Держите и ее тоже! Скоро я ей займусь!

Двое головорезов схватили Аленку, пятеро - Дениса. Они сорвали с яростно отбивающегося мальчика рубашку и нательный крест, после чего уложили его на специально оборудованную скамью, заковав его руки и ноги в колодки.

Раздался громкий свист, и на спине Дениса появился страшный кровоточащий рубец, потом еще и еще... Опытный палач не щадил его, а кнут был сделан из специального полимера и при каждом ударе, словно скальпель, очень глубоко рассекал кожу...

Все его товарищи горячо молились за него. Отчаянно кричала Аленка...

Однако по мере того как количество рубцов на спине Дениса росло, на рожах мучителей все отчетливей просматривалось недоумение и недовольство. Все те, кто до этого подвергался истязанию на этом ложе, уже после первого удара дико кричали и молили о пощаде. Денис же не издал даже стона... Это казалось невозможным - молча терпеть эту адскую боль, но доставить радость палачам было еще более невозможно... Просить же о пощаде было вообще равносильно тому, чтобы дать сигнал к началу надругательства этого грязного животного над одиннадцатилетней девочкой. Денис всегда, несмотря на последствия, не задумываясь, готов был защитить слабого и взять на себя чужое страдание. Он даже был рад тому, что его молчание отдаляет ту страшную минуту, когда похотливый ублюдок будет делать с Аленкой все, что заблагорассудится... И еще он не мог допустить, чтобы в эти и без того ужасные мгновения сердца его товарищей пронзала боль от его криков... Поэтому Денис, до предела стиснув зубы, решил терпеть до последнего, до потери сознания, до самой смерти. Да, он покажет этим двуногим зверям, как умеют умирать настоящие люди, как умеют умирать русские...

И тут все сорвалось. После четырнадцатого удара Аленка вдруг закричала, обращаясь к Коэну:

- Пощадите его! Вы же его убьете! Я, я... - она так и не смогла выговорить это...

Но Коэн и так все прекрасно понял. С победной ухмылкой он направился к ней, на ходу сделав знак мордоворотам отпустить ее...

Понял все и Денис. Страшная душевная боль, неизмеримо сильнее физической, пронзила его молнией. Он изо всех сил закричал:

- Нет, Аленка, нет! Не сдавайся! Я все выдержу, только ты не сдавайся! - и, обращаясь к Коэну: - Ты, гад, сволочь, ублюдок! Убей меня, только оставь ее!..

Коэн злорадно ухмыльнулся:

- Нет, щенок! Я хорошо разбираюсь в людях! Я понял, что для тебя гораздо страшнее другая боль. Ты будешь жить с этой незаживающей раной в сердце! Ха-ха-ха!..

- Аленка, не надо, пожалуйста! Не позволяй этому уроду дотрагиваться до тебя! Я не переживу этого!

Но девочка не могла смотреть спокойно на его муки. Она посмотрела на Дениса, покачала головой и закрыла глаза, из которых текли крупные слезы...

Коэн и члены его свиты весело скалили зубы. Они развлекались...

Эту боль Денис терпеть был уже не в силах. Его синие глаза, как и глаза Аленки, наполнились горькими слезами...

Коэн увел девочку к себе. Палачи освободили Дениса от оков, и товарищи помогли ему подняться. На пыточном ложе, сплошь потемневшем после того, как через него прошли десятки людей, осталась и его молодая ярко-алая кровь...

...Коэн, оставив у себя Аленку, продал своих пленников маклеру-работорговцу, и их на протяжении трех месяцев покупали и перепродавали спекулянты. После каждой сделки их группа дробилась, и вот Денис остался один... Конечно, он был не один - рядом с ним было очень много русских товарищей по несчастью, но знакомых лиц уже на было. Наконец, он попал на крупнейший в мире невольничий рынок в Нью-Йорке. Денис, казалось, ничего не воспринимал, почти ничего не ел... Ему уже было все равно. Для него уже было безразлично, что с ним станет. Он не мог себе простить, что она, пожалев его, уступила домогательствам богатого извращенца... Если раны на спине зажили и от них остались только страшные шрамы, то куда более ужасным ранам в душе не суждено было исчезнуть никогда...

В огромном торговом центре на Уолл-Стрите их, закованных в кандалы, распределили по категориям. На балконе, где был вывешен огромный звездно-полосатый флаг, появился распорядитель торгов. Ударил гонг, и началась обычная торговая суета...