Эдуард Геворкян - Темная гора

— Кого ты называешь моей родней? — холодно спросила Калипсо. — Не тех ли неистовых воительниц, что посланы были гадиритами уничтожить мой дом, убить меня и детей моих, а также всех, кем я дорожу?

Полит заметил, как насупил брови Родот, увидел руку базилея, сжавшего край сиденья, и приготовился по первому же знаку подать копье и щит, а то и без всяких знаков сразу пронзить Родота или правителя.

Но правитель Лант смотрел безмятежно, хотя и перестал улыбаться.

— Не следует мне виниться в том, в чем неповинен, — с достоинством ответил он. — Из слов твоих понял я, что остатки старого воинства уцелели и продолжают в безумии своем исполнять приказы давно истлевших вождей. Я не в силах отменить повеление мертвых полководцев, но могу снарядить корабль для поимки нелепых воительниц.

Родот склонился к уху правителя и что-то шепнул.

— Кстати, честь и хвала вам, что привели «Харраб». С ним мы быстро найдем и укротим эти свирепые орудия мести и гнева. Помнится, с ними порою не мог совладать и сам Анкид, их создатель! Что же касается злобы… Не на тебя, прекрасная дочь своей матери, она направлена. Я догадываюсь, что беглянка Плейона вспоминала о нас, как о чудовищах злобных. Что ж, в те времена отчасти так оно и было! Мне самому в малолетстве столько ужасов довелось увидеть. Но с тех пор, как старые вожди сгинули, нравы здесь сильно смягчились. Расскажите мне о ваших злоключениях, и может, я сумею убедить вас в этом.

Одиссей и Калипсо переглянулись, а потом базилей огладил бороду и начал повествование…

После того, как рассказ завершил Одиссей, долго молчал правитель, ну а Родот и вовсе застыл с раскрытым ртом.

— Да-а, — протянул Лант и всплеснул руками. — Много историй я слышал, но не ведал, что столько испытаний могут выпасть одному человеку. Откройся, не течет ли в жилах твоих небесная кровь? Известно, что ваши боги любят порой шалить с женами смертных.

— Доподлинно мне известно, что славный Лаэрт, мой отец, ни с кем из богов не делил ложе моей матери, — ответил сухо базилей.

— Однако же воля богов тут несомненна. Только вот знать бы, чьи боги судьбу твою ткут? — задумался Лант.

Опять что-то шепнул Родот правителю, и тот рассмеялся.

Так вот, те амазонки, как ты их назвал, а мы их зовем по-другому, за тобою одним и гонялись, а все остальные — не в счет! И дочь Плейоны из-за тебя пострадала, и люди твои… Уж очень ты досадил старым вождям, вот они крови твой и взалкали. Впрочем, и плоть их устроила бы.

Родот усмехнулся при этих словах правителя.

— В чем же причина нашей вражды с народом твоим? — удивленно спросил Одиссей. — Память ли мне изменяет, но разве когда-либо наши пути сходились?

— Вражды никакой нет, — поспешил успокоить правитель. — Просто расстроил ты замыслы, которые долго и тщательно вынашивались нашими мудрецами. Много трудов и затрат ты на ветер пустил, сам не зная того. Вскоре я отвечу на все твои вопросы и о плавучей цитадели нашей расскажу, но обо всем этом долгий разговор, сейчас неуместный. Отдыхайте и помните, что вы не пленники здесь, а гости!

С этими словами правитель Лант поднялся с места и быстро вышел из зала. Базилей встал и подошел к прорези в стене. Следовавший за ним Полит увидел сквозь узкую щель зеленую воду с белыми нитями пенных волн, далекие белые облака над черной линией берега. В детстве он часто влезал на скалы у берега, но вид отсюда возбуждал и пугал больше, чем с самой высокой скалы, и мысли иные рождал.

— Стоящий здесь может уподобиться богу, — сказал негромко Родот, испытующе глядя на базилея. — Сверху людишки подобны муравьям, видны все их мелкие дела и короткие пути.

— Много вы людей встречали! — усмехнулся Одиссей, отворачиваясь от окна. Что-то не припомню я, чтобы мореходы рассказывали о плавающей горе; Так, полагаю, что лишь недавно прошли вы Столбами Геракла в Наше Море, иначе молва разнесла бы о вас по всей Ойкумене.

— Как мудро заметил правитель Лант, нравы сейчас изменились, наставительно поднял палец Родот. — Но до недавнего времени встреча с любым кораблем, будь то пират или честный торговец, грозило ему потоплением, а людям же смертью. Ныне же кто в живых остается, в рабстве пребудет у нас, пополнив число обитателей ярусов нижних. Приведи к нам «Харраб» кто иной, разделил бы ту же участь.

Когда они вернулись в покои базилея, Полит сложил оружие в угол, так, чтобы рукоять меча лежала недалеко от изголовья. Встал у входа, ожидая распоряжений. Базилей скинул верхнее одеяние и, усевшись на ложе, спросил Калипсо, стоит ли принимать всерьез добрые слова правителя. Она ответила, что гадириты так складно умеют нанизывать слова, что порой и сами верят в то, что говорят. Особенно если это совпадает с их намерениями. В свою очередь она спросила, не слишком ли странные речи порой ведет Медон, и о чем он так часто беседует со слепым, которого базилей оставил на острове циклопа?

Бросив короткий взгляд на Полита, базилей негромко сказал, что Медону пристойно легкое безумие. Возможно, в нем просыпается дар пророческий, а вот кто такой на самом деле их слепой попутчик, он и сам хотел узнать. Никого из живых не оставил он на острове том, да и не было с ним вообще в его странствиях Ахеменида! Но если это соглядатай подосланный или злодей, умысливший дурное, почему бы с ним попросту не расправиться или не расстаться, удивилась нимфа. Задумался Одиссей, а после ответил, что боги порой и впрямь в людском обличье нас посещают. А если людьми он подослан, то лучше знать, кто за тобою следит. И с этими словами значительно посмотрел на юношу.

Полит подивился немного словам базилея, но потом сообразил, что слепого соглядатая как раз никто не заподозрит. Значит, тот, кто его подослал, хитер и коварен. А потому надо присматриваться к спутникам — вот что означал взгляд базилея.

Одиссей отпустил юношу, сказав, что позовет, если он понадобится.

Полит вернулся в комнату, где разместились остальные, и обнаружил, что Медон держит в одной руке кратер с вином, а другой ухватился за локоть Родота и что-то втолковывает ему. Родот, по-видимому, был приставлен к ним правителями и не собирался покидать гостевые покои. Филотий дремал на своем ложе, Арет сидел и угрюмо осматривал свой меч, озабоченно трогая пальцем зазубрины, а слепой Ахеменид внимательно прислушивался к разговору.

— Вы, ахейцы, как дети, — отвечал Родот на какой-то вопрос. — Не дело винить кого попало в своих ошибках! Вовсе не похищали финикийцы Ио, дочь царя Инаха, а сама она полюбила хозяина корабля и понесла от него, вот и сбежала с ним, чтобы позор свой от глаз родни скрыть. А Европу похитили критяне из Тира Финикийского, что же касается Медеи…