Клиффорд Саймак - Роковая кукла

– Пойдем, Свистун, – сказала она.

Табличка снова подала сигнал:

Многоногий? Он настоящее биологическое существо?

Свистун фыркнул от негодования.

– Соображаешь, что говоришь, чудо? Или считаешь, что я незаконнорожденный?

– Би-и-и-п!

И снова надпись:

Но тебя здесь больше одного!

– Меня – трое, – с достоинством прогудел Свистун. – Сейчас я в своем втором образе. Превосходящем мое первое я, но еще недостаточном для перехода в третью степень.

– Би-и-и-п, – прозвенела табличка, изменив содержание надписи:

Прошу прощения, сэр, милости просим!

Сара обернулась и посмотрела на меня.

– Ну, что? – спросила она.

Я бросил щит рядом с винтовкой и развязал ремень, на котором висел меч, – он упал на землю.

Сара пошла первой, и я не стал возражать. В конце концов, затеяла этот спектакль и заплатила за музыку она. Свистун семенил за ней мелкими шажками, а я замыкал процессию.

Мы спускались вниз по тропе, все более погружаясь в густую тень, которую отбрасывали возвышавшиеся по сторонам каменные стены. Мы спустились на дно узкой траншеи, шириной не более трех футов. Затем траншея и проходящая по ней тропа сделали неожиданный поворот, и на нас хлынул поток ослепительного света.

Мы вышли из замкнутого каменистыми стенами прохода и, сойдя с тропы, вступили на Землю Обетованную.

19.

Это было место, перенесенное из Древней Греции, о которой я когда-то читал в школе. Наш учитель пытался привить нам любовь к истории и культуре планеты, ставшей колыбелью человечества. И хотя ни Земля сама по себе, ни обстоятельства возмужания и развития человечества не вызывали во мне особых эмоций, я, помню, был поражен классической красотой и гармонией греческой философии. В то время она поразила меня именно как оставленное нам богатейшее наследие, которое может быть предметом гордости любой расы. Правда, затем я забыл о своих переживаниях, связанных с изучением античности, и не вспоминал о них долгие годы. Но здесь я увидел пейзаж, который в точности воскрешал картины, рисуемые моим воображением много лет назад, когда я читал о Древней Элладе в учебнике.

Тропа теперь проходила через узкую, окруженную скалами долину, по дну которой текла быстрая горная река. Она сверкала и золотом переливалась на солнце в местах, где поток перебегал через каменистые пороги.

В целом пейзаж был суров и дик. В основном преобладали голые скалы, но то там, то здесь его оживляла свежая зелень горных деревьев, зацепившихся в расщелинах за скалистые склоны.

Тропа вела вниз по долине, иногда приближаясь к речке, иногда карабкаясь по серпантину на уступы скал, подходивших вплотную к потоку. И повсюду на этих обрывистых скалистых склонах, нависающих карнизами над долиной, сияли белоснежным мрамором (или другим материалом, казавшимся нам снизу мрамором) портики небольших дворцов, построенных по безупречным классическим канонам греческой архитектуры.

Даже солнце в этой долине казалось мне не просто солнцем, а солнцем той Греции, которая некогда жила в моих мечтах. Исчезла голубизна, затоплявшая плоскогорье, исчезло пурпурное одеяние горных кряжей. Здесь в долине господствовал чистый и яркий солнечный свет, слепящая белизна, заливавшая сухую суровую землю.

Это было именно то, что мы искали – место, за которым мы бессознательно охотились, наивно предполагая, что нас ожидает встреча с человеком, предметом или просто какой-то идеей. Заканчивалась охота, которая велась нами вслепую. Хотя, разумеется, после всех наших треволнений мы могли найти в этой долине даже самого искомого человека, или, возможно, его могилу, или какой-то знак, свидетельствующий о том, что произошло с этим легендарным космическим путешественником.

Любуясь суровой красотой долины, я не испытывал ни малейшего сомнения, что тропа, по которой мы шли, имела единственную цель – привести нас или кого-то другого, решившегося на долгий и трудный путь, именно сюда.

Никто из нас не промолвил ни слова после того, как мы вышли из ущелья на этот древнегреческий солнцепек. Нам просто нечего было сказать. Сара продолжала идти впереди, а Свистун и я следовали за ней.

Мы дошли до пересечения с тропинкой, которая вела вверх к первому из расположенных высоко на скалистых утесах и нависших над речкой дворцов, и возле тропинки увидели указательный знак, с прикрепленной к нему табличкой и надписью на неизвестном нам языке.

Сара остановилась.

– Дощечка с именем? – спросила она.

Я кивнул. Это действительно мог быть указатель с именем существа, жившего во дворце на вершине скалы. Но даже если это была дощечка с именем, не было ни единого признака, что дворец обитаем. Точнее, не имелось вообще никаких признаков жизни.

Не было ничего, что нарушало бы безмятежное спокойствие долины. Никто не выглядывал из окон, заинтересованный нашим появлением. Над головой не летали птицы. Не раздавалось назойливого гудения и стрекотания насекомых. Из всего того, что мы видели и слышали, можно было заключить, что мы – единственные живые существа в долине.

– Предполагаю, – заявила Сара, – что этот знак – именная дощечка.

– Что ж, будем считать, что ты не ошиблась, – сказал я. – Тогда пойдем дальше и поищем ту, на которой будет написано Лоуренс Арлен Найт.

– Даже сейчас, – заметила Сара – ты относишься ко всему несерьезно. Ты ведь говорил, что мы никогда не найдем его. Ты утверждал, что он – лишь легенда; клялся и божился, что он умер…

– Не надо так на меня смотреть, – возразил я. – Я мог ошибаться. Хотя я не думаю, что ошибался, но сейчас об этом бесполезно спорить. Это была твоя затея…

– И ты был против с самого начала.

– Я не был против, – заметил я. – Я просто не принадлежал к ее безусловным сторонникам.

– Мы ведь уже прошли такой путь, – сказала Сара притворно жалобным тоном.

– Сара, – попросил я. – Тогда помоги мне разобраться, помоги мне понять. Пойдем дальше и посмотрим на указатели.

Мы тронулись, спускаясь в низины, карабкаясь по склонам. Дальше были другие дворцы и другие знаки, на каждом из которых были надписи, все на разных языках, выведенные разными алфавитами, если, конечно, некоторые из них можно было отнести к алфавитам, и ни одну из них мы так и не смогли прочитать.

Солнечный свет обрушивался на нас сверху, разбиваясь вдребезги о камни, дробясь и переливаясь в речной воде. Кроме шепота и бормотания горного потока ничто не нарушало тишины. Ничто не вторгалось в покой долины.

И тут мы увидели еще один знак с надписью, выведенной крупными печатными латинскими буквами:

ЛОУРЕНС АРЛЕН НАЙТ

Конечно же, все, что происходило с нами, было каким-то безумием. Безумием было пересечь всю галактику только ради того, чтобы найти одного-единственного человека – и действительно найти его. Безумием было найти человека, который должен был умереть десятки лет назад. Безумием было дойти до истоков легенды. Но тем не менее, табличка с именем Лоуренса Арлена Найта была реальностью.