Елена Асеева - Середина. Том 2

— Милая моя, — ласково произнес Яроборка и крепко обнял девушку, прижимая к себе. — Все будет благополучно. Не будет никакого столкновения, поверь мне, того не допустят Боги… Но лишь тогда, когда я буду подле своих людей.

Мальчик, несомненно, понимал, что его жизнь важна для Зиждителей. И коли сейчас он хотел уберечь от смерти людей, столь жаждущих ее приобресть, необходимо было непосредственно присутствовать на поле брани, тем самым защитив их жизни собственной.

— Ты думаешь, где я был ночью? — все также убеждающе протянул он, ощущая мягкость губ супруги на своих щеках, устах, подбородке, перемешанных с солеными слезами. — Был у них, просил помощи. Поверь мне все будет хорошо, ты только не волнуйся и не плачь, я того не могу видеть.

Айсулу, похоже, еще сильнее вжалась в мальчика, и залилась слезами, тем самым однозначно воздействуя на него и стараясь не отпустить от себя. Полог, прикрывающий вход в юрту легохонько шевельнулся, и, подавшись в бок, впустил вовнутрь Минаку. Днесь ее черные волосы отливали рыжиной и, весьма удлинившись, дотягивались до спины. Это она сделала по просьбе рао, который очень любил долгие волосы и желал посмотреть каким образом и в какой срок апсараса поменяет внешность. Минака, как и Арваша, была более близка Айсулу. Вернее девочка их меньше ревновала к мужу, чем Толиттаму, которая будучи первой его женщиной, всегда выделялась Яробором Живко и чаще иных имела с ним близость… чаще, чем даже сама супруга. Потому поучения или наставления в основном осуществляли Арваша и Минака, абы лишний раз не воздействовать на девочку через беса. Однако старшей из апсарас, Кали-Даруга назначила именно Толиттаму.

В этот раз Минака войдя в юрту, вельми недовольно глянула на плачущую девушку и низким, густым голосом молвила:

— Госпожа, — только так апсарасы днесь обращались к Айсулу. — Не нужно волновать господина, иначе он вновь заболеет. Толиттама ведь поясняла вам поутру, где господин был этой ночью, и сказывала, как данная встреча отразится в целом на ваших людях. Нынче господин желает отправится на поле брани, и в том не следует ему мешать и тревожить своим плачем. Да и самой не следует волноваться, это для вас вредно. Мы же с Арвашей вам о том говорили.

Айсулу на мгновение, в котором было упомянуто про ночь, обиженно выгнула тонкие, рдяные губки, однако тотчас перестала плакать, стоило апсарасе закончить свою речь. Девочка глубоко вздохнула, и, следуя поучениям Минаки, обхватила руками щеки Яробора Живко, да слегка приподнявшись на носочки кот, ласково дотронулась устами до его губ, передавая тем прикосновением все свою любовь.

Тот любовный трепет на коже мальчика, кажется, все еще колыхался, когда, он, вглядывался в стоящие супротив него ряды аримийцев, поместившихся под белым прямоугольным полотнищем с синим драконом и желтым восходящим солнцем. Яробор Живко только сейчас узрев далекие ряды рати аримийцев, стал ощущать волнение. Волнение не за себя, а за людей и тех, что стояли подле… влекосилов и кыызов и тех, что сосредоточились напротив. По первому чувство уверенности, поколь войска выстраивались, легохонько сменялось на беспокойство, а теперь, когда вот так они все махом замерли, и вовсе заместилось мощной, нарастающей тревогой. Потому когда навстречу людям рао выступив из строя, направились три всадника аримийца Яробора Живко стало мелко трясти и лежащий на правом колене самострел всяк миг жаждал сползти и упасть под ноги взволнованного переступающего черного жеребца.

Теперь мальчику стало казаться, что разговора с Велетом и не было… сие ему все лишь примерещилось. Впрочем неможно было забыть как уже почти на рассвете его и апсарасу Велет принес к подножию горы и нежно огладив взъерошенные кудри успокоительно дыхнул: «До встречи!». И данное обстоятельство было сложно назвать галлюцинацией и потому на смену этому волнения пришло иное… Такое, что вдруг показалось Перший или Родитель не позволят Атефу вмешаться в дела людей и тем самым не приостановят кровопролития. Тугой волной нежданно и вовсе от тех тягостных дум накатило особое беспокойство, которое принесло на себе видение.

Яробор Живко надрывисто вздрогнул от появившейся внутри головы теплоты, днесь переполнившей рот и притушившей ясность взора. Мальчик сомкнул очи и порывчато качнувшись, часто…часто задышал. Однако, не принимая видения, а только его останавливая.

— Не должно, малость моя, откладывать видения, — внезапно прозвучал внутри него голос Велета… или все же не Велета… а Крушеца, оному похоже сие самовольство плоти также не нравилось. — Это запрещает делать Кали. Это опасно для тебя, может вызвать болезни мозга и сердца, ибо ты в таковой момент себя перенапрягаешь. Ежели ты продолжишь такое творить, Родитель распорядился забрать тебя на маковку.

— А ты можешь попросить Родителя, — перебил Яробор Живко речь Бога и это вже точно была не молвь Крушеца, а воспоминание давешнего разговора. — Попросить о чем.

— О, чем мой милый? — немедля вопросил Велет голубя волосы мальчика, трепещущие в колыхании ветра.

— Хочу увидеть Дивного и Асила, — чуть слышно донеслось изнутри юноши, и сейчас уже звучала просьба Крушеца… это звучала его смурь по себе подобным… по близким, единым, родственным с его Отцом, а значит и с ним самим.

Рао тягостно содрогнулся и тотчас отворил глаза, ощутив как болезненно засвербило у него, что-то во лбу, а после из обеих ноздрей выкатились капли густой крови… какой-то не алой, а будто пурпурной.

— Тебе плохо, Яроборка? — встревожено вопросил Волег Колояр, узрев, как мальчик торопко тыльной стороной пясти утер нос.

— Нет, просто разволновался, — негромко отозвался парень, меж тем почувствовав мощную волну слабости в теле, единожды прокатившейся от головы вплоть до стоп ног.

А Бойдан Варяжко, Гансухэ-агы и Абдулмаджи уже возвернувшись после переговоров с аримийцами, на чуть-чуть придержали лошадей напротив рао и осударя.

— Что они передали? — поспрашал довольно-таки ровным голосом Волег Колояр, лишь нескрываемо тревожно поглядывая на побледневшего юношу.

— Сказали, — незамедлительно ответил Гансухэ-агы. — Чтоб мы были готовы принять смерть.

Бывший хан Кизел-ханства тогда же тронул своего гнедого жеребца, и, заняв свободное место подле мальчика, не менее беспокойно его обозрел. Яробор Живко туго сотрясся всем телом и нежданно подумал, что однозначно помощи не будет. И все эти люди погибнут неизвестно во имя чего или, верней молвить, кого.

Гнусавый резкий звук сурепки, деревянной трубки с широким раструбом, наполнил пронзительным гудком долину и всколыхнул влекосил и кыызов, тем возвещая начало битвы.