Дин Кунц - Улица Теней, 77

Восемью годами раньше в «Пендлтоне» поселился рок-н-ролльный музыкант. Три его песни стали хитами, он провел успешное турне по стране, а потом его карьера оборвалась из-за отсутствия таланта. Прежде чем пропить, пронюхать и растранжирить свое небольшое состояние, он купил квартиру на втором этаже и въехал в нее с женщиной по имени Битта, с зелеными волосами и грудями размером с индейку каждая. Не поставив в известность ассоциацию владельцев квартир, парочка привезла с собой ящерицу-ядозуба по кличке Кобейн,[27] которая сбежала из их квартиры через парадную дверь, бездумно оставленную ими приоткрытой, после того, как эти разгильдяи вернулись домой пьяными, думая только о сексе и горланя похабные песни в коридоре. В последующие восемнадцать часов, пока Кобейна не поймали, загнав в угол, и не удалили с территории кондоминиума, в «Пендлтоне» царил ад.

Годом позже, проигравшись в Вегасе, рок-н-роллер потерял и деньги, и зеленоглазую подружку. Он уже давно покинул «Пендлтон», но в этот век дураков хватало везде. И Марта ожидала найти под диваном какого-нибудь экзотического зверя. Если б он продемонстрировал крепкие зубы, злобный характер и дурные намерения, она собиралась защитить себя всеми доступными средствами, независимо от того, как бы его звали, Кобейн или Пушок.

— Что ты делаешь? — спросила Эдна сестру, которая с поднятой кочергой выслеживала незваного гостя.

— Помнишь Кобейна?

Дымок и Пепел зашипели с этажерки, хотя Кобейн покинул «Пендлтон» до их появления здесь.

— Ты видела ядозуба?

— Если бы я его видела, то так бы и сказала. Что-то я видела, только не знаю, что именно.

— Мы должны кому-то позвонить.

— Я просто не собираюсь вызывать экзорциста, — Марта с осторожностью обходила «честерфилд».

— Я про управляющего, мистера Трэна.

Никто не прятался за массивным диваном.

Возможно, зверек, которого она заметила перебегающим от кресла к «честерфилду», спрятался под ним. Марта наклонилась и начала шуровать кочергой под диваном.

Спаркл Сайкс

Пересекая гостиную и направляясь на кухню — Айрис шаркала ногами следом, — спеша позвонить в службу безопасности и сообщить о твари, которая, несомненно, пыталась проникнуть в дом через окно спальни, Спаркл услышала какой-то шум в коридоре. Детский голос что-то кричал о «большом насекомом».

Сменила курс, направилась в прихожую, прильнула к глазку. В южном коридоре никого не увидела, но услышала напряженный женский голос: «Пошли на лестницу».

После короткого колебания Спаркл открыла дверь. Справа, в десяти футах, где западный коридор пересекался с южным, два человека спешили к двери на лестницу. Спаркл узнала Туайлу Трейхерн, милую женщину из квартиры «2-А», сочинительницу песен, мужем которой был знаменитый певец. Ее сына звали Уинслоу или Уинстон. Она звала его Уинни. Оба, судя по одежде, собрались на прогулку.

Мальчик, определенно нервничая, шел первым, но остановился, взявшись за ручку двери на лестницу, когда мать предупредила: «Уинни, нет! Подожди».

Уинни ответил: «Я знаю, чувствую, что-то нас ждет на ступенях».

— Вам нужна помощь? — спросила Спаркл. И мать, и сын вздрогнули.

Когда повернулись, она увидела их лица. На них читались те самые чувства, которые испытывала Спаркл: недоумение, тревога, страх.

Салли Холландер

Парализованная начальным укусом, с длинным трубчатым языком демона, всунутым ей в горло, захлебываясь холодной, густой субстанцией, вытекающей в нее из полой трубки-языка, Салли оставалась в сознании даже не из-за охватившего ее ужаса — от невероятного отвращения. Несмотря на паралич, она отчаянно пыталась освободиться и очиститься, потому что чувствовала себя вывалянной в грязи от прикосновения этой твари, от укуса, контакта с его языком.

Наконец-то убрав язык, демон отпустил Салли, и она соскользнула на пол. В ее желудке воцарился холод, словно монстр накачал его шугой. Ее мутило, ей хотелось вырвать, освободиться от всей этой гадости, но она не могла.

Каждый ее выдох превращался в крик о помощи, услышать который мог только Господь, каждый вдох звучал словно отчаянный хрип. Ослабевшая, беспомощная, Салли наблюдала за ногами своего мучителя, который расхаживал по кухне, похоже, с интересом все разглядывая. Шесть длинных перепончатых пальцев. Первый и шестой длиннее, чем четыре средних, словно выполняли роль больших пальцев руки. Серые стопы, кожа очень уж похожа на чешую. Не обычную чешую, не такую, какая бывает у змеи или ящерицы, предназначенную не только для того, чтобы обеспечивать максимальную гибкость, но и служащую чем-то вроде… брони. Возможно, она подумала о броне из-за цвета, такого же, какой появляется у очень потускневших, давно не чищенных серебряных ложек. А потом, как это было и в буфетной сестер Капп, ноги демона — и он сам — начали темнеть: демон превратился в силуэт, в черную тень и ушел сквозь стену.

Тошнота усилилась, желудок, казалось, стремился вывернуться наизнанку, но вырвать она все равно не могла, а потом тошнота вдруг ушла, уступив место чему-то куда более худшему. Тепло выдавливалось из тела тем, что в нее впрыснули, и холод из желудка начал расползаться во все стороны, прежде всего в ребра, и Салли уже чувствовала каждую косточку, как никогда раньше, словно ей хирургически имплантировали какую-то жесткую решетку, чужеродную и холодную, резко отличающуюся по температуре от ее теплой плоти. Холод потек и вниз, и она почувствовала точное местоположение таза, чего никогда не случалось прежде, и тазобедренные кости стали такими же ледяными, как ребра.

С минуту, пока холод распространялся сначала по берцовым, а потом и по остальным костям ног, она думала, что это последние мгновения ее жизни. Но потом осознала, пусть и не могла сказать, откуда ей это известно, что жизнь из нее не уходит. Что она выживет. Что она не умирает, а становится кем-то еще, кем-то отличным от женщины, которой была всегда.

Сайлес Кинсли

После короткой встречи с Эндрю Нортом Пендлтоном, не в вестибюле, а в холле-прихожей, который находился на его месте в девятнадцатом веке, более ста десяти лет тому назад, и разговора с Падмини Барати уже не в «Белла-Висте», а в «Пендлтоне», Сайлес понял: то, что случалось в этом здании каждые тридцать восемь лет, происходит снова, раньше, чем он поначалу ожидал. Переговорив с Перри Кайзером в баре ресторана «У Топпера», он знал, что происходящее не то мероприятие, на которое с радостью валит народ — даже если кому-то повезет и он выживет, — и первым делом у Сайлеса возникло желание немедленно покинуть здание, рвануться через парадную дверь под дождь и бежать со всех ног.