Цысинь Лю - Темный лес

— Гибернация, — ответил Тайлер. — Им потребуется лечь в анабиоз. Мой план нуждается в двух технологиях: миниатюрные супербомбы и миниатюрные гибернационные капсулы.

— Лежать несколько лет в гибернации в металлическом гробу, затем проснуться только для того, чтобы отдать свою жизнь в атаке. Пилоту такого москита не позавидуешь, — заметил Хайнс.

Энтузиазм Тайлера угас, и он какое-то время оставался безмолвным. Затем кивнул:

— Вы правы. Самая трудная часть моего плана — это найти пилотов.

Участникам слушаний раздали подробности плана Тайлера, но к его обсуждению никто интереса не проявил. Председательствующий объявил заседание закрытым.

— Ло Цзи так и не появился? — раздраженно спросил представитель США.

— Он не приедет, — ответил Гаранин. — Он заявил, что изоляция и неучастие в слушаниях в СОП являются частью его плана.

Услышав ответ, присутствующие зашептались между собой. Некоторые выражали недовольство; иные таинственно улыбались.

— Он ни на что не годный лентяй! — высказал свое мнение Рей Диас.

— А вы тогда кто? — грубо спросил Тайлер, хотя его план «роя москитов» зависел от технологии супербомбы, над которой работал Рей Диас.

Хайнс влез в перепалку:

— Я бы выразил уважение доктору Ло Цзи. Он знает себя и свои способности; поэтому он не желает бесцельной траты ресурсов. — Повернувшись к Рей Диасу, он любезно добавил: — Мне кажется, мистеру Рей Диасу не мешало бы кое-чему у него поучиться.

Всем было понятно, что Тайлер и Хайнс не защищали Ло Цзи, просто их неприязнь к Рей Диасу была намного сильнее.

Гаранин постучал по столу председательским молотком:

— Прежде всего, Отвернувшийся Рей Диас заговорил без разрешения председательствующего. Я напоминаю вам о необходимости уважать других Отвернувшихся. Аналогично, я напоминаю Отвернувшимся Хайнсу и Тайлеру, что ваши слова также недостойны этого собрания.

Хайнс поднялся с кресла:

— Господин Председатель, Отвернувшийся Рей Диас всего лишь продемонстрировал солдатскую грубость. Вслед за Ираном и Северной Кореей, его страна попала под санкции США из-за ядерной программы. Это вызвало у него психологические осложнения. По сути, между планом «роя москитов» мистера Тайлера и планом Рей Диаса по сооружению гигантской ядерной бомбы особой разницы нет. Я разочарован обоими. Это два прямолинейных плана, стратегия которых видна всем с самого начала. Ни в одном из них нет хитроумной загадки, в каковой и заключается стратегическое преимущество нашего проекта.

Тайлер не остался в долгу:

— Мистер Хайнс, а ваш план — какие-то наивные фантазии!

Когда заседание закончилось, Отвернувшиеся направились в Комнату медитации, их любимое место в здании штаб-квартиры ООН. Им казалось, что комната, сооруженная именно для молчания, была самой судьбой предназначена для Отвернувшихся. Они стояли в тишине, зная, что не смогут поговорить откровенно вплоть до начала войны. Между ними, как безмолвный свидетель, лежал куб железной руды, словно бы впитывающий и запоминающий их мысли.

— Вы слышали о Разрушителях? — вполголоса спросил Хайнс.

Тайлер кивнул:

— ОЗТ только что объявило об этом в Интернете. ЦРУ проверяет.

Отвернувшиеся вновь замолчали. Каждый из них представлял себе своего Разрушителя. Эти образы бессчетное количество раз будут являться им в кошмарах. Ибо в тот день, когда явится Разрушитель, Отвернувшемуся, скорее всего, настанет конец.

Увидев входящего отца, Ши Сяомин попытался забиться в угол. Но Ши Цян просто сел рядом.

— Не бойся. Я не ударю тебя и не буду ругать — на этот раз. У меня нет сил. — Он достал пачку сигарет, выбил две и предложил одну сыну. Ши Сяомин неуверенно взял ее. Они закурили и немного посидели в молчании. Затем Ши Цян сообщил:

— Мне дали важное задание. Я скоро уеду за границу.

— А как же твоя болезнь? — Ши Сяомин с беспокойством воззрился на отца сквозь облако табачного дыма.

— Давай сначала поговорим о тебе.

Тон Ши Сяомина перешел на просительный:

— Папа, мне за это такой срок выпишут…

— Если бы ты совершил какой-нибудь мелкий проступок, я бы, пожалуй, отмазал тебя. Но это серьезное преступление. Мин, мы оба взрослые. Мы должны отвечать за свои действия.

Ши Сяомин в отчаянии склонил голову и молча затянулся сигаретой.

Ши Цян продолжил:

— Отчасти это моя вина. Я не особо занимался твоим воспитанием, пока ты рос. Приходил домой поздно, такой уставший, что выпивал рюмку и заваливался в постель. Никогда не ходил на родительские собрания в школе, никогда ни о чем с тобой серьезно не беседовал. Вот уж верно, так верно: мы должны отвечать за свои действия.

Со слезами на глазах Ши Сяомин растирал сигарету о край койки, как будто пытаясь стереть недавнюю часть своей жизни.

— Тюрьма — это университет для преступников. Забудь об исправлении; просто держись подальше от других заключенных. И научись защищаться, ну хоть немного. Вот, возьми… — Ши Цян положил на койку пластиковый пакет. Внутри были два блока обычных сигарет «Юнь Янь». — Если понадобится что-то еще, мать вышлет.

Ши Цян направился к двери, затем обернулся:

— Мин, может быть, ты снова увидишь своего отца. К тому времени ты будешь старше меня; тогда ты поймешь, какая тяжесть сейчас лежит на моем сердце.

Через маленькое окошко в двери Ши Сяомин следил, как уходит его отец. Со спины он выглядел совсем старым…

В эпоху всеобщего волнения Ло Цзи был самым спокойным человеком в мире. Он прогуливался по берегу озера, плавал на лодке, собирал грибы и ловил рыбу, а затем повар готовил из них вкуснейшие блюда. Он просматривал множество книг на полках библиотеки; а когда становилось скучно, выходил наружу и играл в гольф с охраной. Он ездил на лошади по полям и лесам в сторону заснеженных вершин, но никогда не добирался до их подножия. Он часто сидел на скамейке возле озера и глядел на горы, отражающиеся в воде, ничего более не делая и ни о чем не думая. День за днем проходили как во сне.

Все это время он оставался в одиночестве и не общался с окружающим миром. Кент тоже жил в имении, но у него был свой небольшой кабинет, и он редко попадался на глаза. Ло Цзи лишь однажды разговаривал с офицером, отвечающим за безопасность — попросил, чтобы охранники не ходили за ним следом; а если это необходимо, то пусть держатся вне поля его зрения.

Он чувствовал себя как лодка на воде, тихо плывущая со спущенным парусом — не знающая, где ее причал, и не желающая знать, куда ее несет течение. Порой, вспоминая свою прежнюю жизнь, он с удивлением отмечал, что всего-то несколько дней прошло, а она изменилась до неузнаваемости. Ну что ж, такой расклад его удовлетворял.