Айзек Азимов - Конец вечности
— Со мной-то нет. Я опасалась, не стряслась ли с тобой беда. Я думала…
Она вдруг осеклась, и в глазах ее мелькнул ужас.
— Эндрю!
Харлан стремительно повернулся. Но это был всего только Твиссел, запыхавшийся от быстрого бега.
Выражение лица Харлана, должно быть, несколько успокоило Нойс, и она спросила более ровным голосом:
— Ты его знаешь, Эндрю? Он с тобой?
— Не бойся, — ответил Харлан, это мое начальство, Старший Вычислитель Лабан Твиссел. Ему все известно.
— Старший Вычислитель?!
Нойс испуганно отшатнулась. Твиссел медленно приблизился к ней.
— Я помогу тебе, мое дитя. Я помогу вам обоим. Я дал слово Технику, но он не хочет мне верить.
— Прошу прощения, Вычислитель, — проговорил Харлан без особых признаков раскаяния.
— Прощаю, — ответил Твиссел. Нойс робко и не без колебания позволила ему взять себя за руку.
— Скажи мне, девочка, тебе хорошо здесь жилось? — Я беспокоилась.
— С тех пор как Харлан оставил тебя, здесь никого не было?
— Н-нет, сэр.
— Никого? Ни одной живой души?
Нойс покачала головой и вопросительно посмотрела на Харлана.
— А почему вы спрашиваете?
— Так, пустяки. Глупая фантазия. Пойдем, мы отвезем тебя в 575-е.
На обратном пути Эндрю Харлан постепенно впал в глубокую задумчивость. Он даже не взглянул на счетчик, когда они миновали 100000-е и Твиссел издал громкий вздох облегчения, словно до последней минуты боялся оказаться в ловушке.
Даже маленькая ручка Нойс, скользнувшая ему в ладонь, не вывела Харлана из этого состояния, и ответное пожатие его пальцев было чисто машинальным.
После того как Нойс мирно уснула в соседней комнате, нетерпеливость Твиссела достигла предела.
— Объявление, давай сюда объявление, мой мальчик. Я сдержал слово. Тебе вернули твою возлюбленную.
Молча, все еще занятый своими мыслями, Харлан раскрыл лежащий на столе том и нашел нужную страницу.
— Все очень просто. Я сначала прочту вам это объявление по-английски, а затем переведу его.
Объявление занимало верхний левый угол 30-й страницы. На фоне рисунка, сделанного тонкими штриховыми линиями, было напечатано крупными черными буквами несколько слов:
АКЦИИ
ТОРГОВЫЕ СДЕЛКИ
ОПЫТНЫЙ
МАКЛЕР
Внизу мелкими буквами было написано: «Почтовый ящик 14, Денвер, Колорадо».
Твиссел, напряженно слушавший перевод, разочарованно спросил:
— Что такое акции? Что они хотели этим сказать?
— Способ привлечения капитала, — нетерпеливо пояснил Харлан, — бумажки, которые продавались на бирже. Но дело не в них. Разве вы не видите, на фоне какого рисунка напечатано это объявление?
— Вижу. Грибовидное облако взрыва атомной бомбы. Попытка привлечь внимание. Ну и что?
— Разрази меня Время! — взорвался Харлан. — Что с вами стряслось. Вычислитель? Взгляните-ка на дату выпуска.
Он указал на маленькую строчку в самом верху страницы: «28 марта 1932 года».
— Едва ли это нуждается в переводе. Цифры выглядят почти так же, как и в Межвременном, и вы без моей помощи прочтете, что это 19, 32. Неужели вы не знаете, что в то Время ни одно живое существо еще не видело грибовидного облака? Никто не смог бы нарисовать его так точно, кроме…
— Постой, постой. Ведь здесь всего несколько тонких линий, — сказал Твиссел, стараясь сохранить спокойствие. — Может быть, это просто случайное совпадение?
— Случайное совпадение? Тогда взгляните на первые буквы строк: Акции-Торговые сделки-Опытный-Маклер. Составьте их вместе, и вы получите слово АТОМ. По-вашему, это тоже случайное совпадение?
Разве вы не видите, Вычислитель, что это объявление удовлетворяет всем вами же выработанным условиям? Оно сразу бросилось мне в глаза, Купер знал, что я не пропущу подобный анахронизм. И в то же время для человека из 19, 32-го в нем нет никакого скрытого смысла.
В 20-м Столетии поместить такое объявление мог только Купер. Это и есть его послание нам. Мы знаем его положение во Времени с точностью до одной недели. У нас есть его почтовый адрес. Остается отправиться за ним. Во всей Вечности только один человек достаточно хорошо знает Первобытную Эпоху, чтобы отыскать там Купера, — это я.
— И ты согласен отправиться за ним? — Твиссел облегченно вздохнул.
— Согласен — при одном условии.
— Снова условия? — Твиссел сердито нахмурился.
— Условие все то же: безопасность Нойс. Я не выдвигаю никаких новых требований. Она поедет со мной. Здесь я ее не оставлю.
— Ты все еще мне не доверяешь? Разве я хоть в чем-нибудь обманул тебя? Что беспокоит тебя?
— Только одно, Вычислитель, — мрачно ответил Харлан, — только одно: в 100000-м был поставлен барьер. С какой целью? Вот мысль, которая не дает мне покоя.
Глава 17
КРУГ ЗАМЫКАЕТСЯ
Эта мысль неотвязно преследовала его. В суете приготовлений к отъезду время пролетало незаметно, но с каждым днем беспокойство Харлана становилось все сильнее. Сначала между ним и Твисселом, а позже между ним и Нойс встала стена отчуждения. Настал день отъезда, но и это не вывело Харлана из состояния мрачной задумчивости.
Когда Твиссел вернулся и заговорил с ним о специальном заседании Комитета, Харлан с трудом поддерживал разговор.
— Что они сказали? — спросил он.
— Ничего хорошего, — устало ответил Твиссел.
Харлан готов был удовольствоваться этим ответом, но чтобы заполнить паузу, пробормотал:
— Надеюсь, вы им не рассказали о…
— Не бойся, — последовал раздраженный ответ. — Я не сказал им ни о девушке, ни о твоей роли во всем этом деле. Я заявил, что всему виной неполадки в механизмах, неблагоприятное стечение обстоятельств. Всю ответственность я взял на себя.
Как ни тяжело приходилось Харлану, он почувствовал острый укол совести.
— Вся эта история скверно отразится на вас.
— Сейчас Совет бессилен. Им приходится ждать, пока ошибка будет исправлена. До этого они не тронут меня. Если мы добьемся успеха, победителей не судят. Если же нет, то наказывать будет некого и некому. — Твиссел пожал плечами. — Да и потом, я все равно собираюсь по завершении этого дела устраниться от активной деятельности.
Не докурив сигарету даже до половины, он погасил ее и бросил в пепельницу.
— Я бы охотно не посвящал их в это дело, но не было никакой другой возможности получить разрешение на использование специальной капсулы для новых поездок за нижнюю границу Вечности, — со вздохом закончил он.
Харлан отвернулся. Его мысли снова вернулись на проторенную дорожку. Харлан смутно слышал, как Твиссел что-то сказал, но Вычислителю пришлось несколько раз повторить свой вопрос, прежде чем Харлан, вздрогнув, пришел в себя:
— Простите?
— Я спрашиваю: твоя девушка готова? Понимает ли она, что ей предстоит?
— Да, конечно. Я все ей объяснил.
— Ну и как она к этому отнеслась?
— Что? А, да, да… Гм… Так, как я и рассчитывал. Она не испугалась.
— Осталось меньше трех биочасов.
— Знаю.
На этом разговор оборвался, и Харлан снова остался наедине со своими мыслями и щемящим сознанием того, что ему предстоит дорогой ценой искупить свою вину.
Когда с загрузкой капсулы и отладкой управления было покончено, появились Харлан и Нойс, Они были одеты так, как одевались в сельской местности в начале 20-го века.
Нойс внесла несколько исправлений в рекомендации Харлана относительно ее костюма, ссылаясь на свое женское чутье в вопросах одежды и эстетики. Она тщательно выбирала детали своего одеяния по рекламным картинкам в соответствующих томах еженедельника и внимательно разглядывала вещи, доставленные из десятка различных Столетий.
Несколько раз она обращалась к Харлану за советом, Он пожимал плечами.
— Когда говорит женское чутье, мне лучше молчать.
— Слишком уж ты покладист, Эндрю. — В ее веселости было что-то неестественное. — Это скверный признак. Что стряслось с тобой? Ты на себя не похож. Вот уже несколько дней, как я просто не узнаю тебя.
— Ничего не случилось, — уныло отвечал Харлан. Увидев их в роли аборигенов 20-го Столетия, Твиссел натянуто рассмеялся.
— Сохрани меня Время! Что за уродливые костюмы носили эти Первобытные люди, и все-таки даже этот отвратительный наряд не в силах скрыть вашу красоту, моя милая, — обратился он к Нойс.
Нойс одарила его приветливой улыбкой, и Харлан, стоявший рядом с ней в мрачном молчании, был вынужден признать, что в старомодно галантном комплименте Твиссела есть доля истины. Платье Нойс скрывало красоту ее тела; косметика сводилась к нескольким невыразительным мазкам краски на губах и щеках, брови были уродливо подведены, и — самое ужасное — прелестные длинные волосы были безжалостно подстрижены. И все же она была прекрасна.
***Сам Харлан уже освоился с тем, что ему давит пояс и жмет под мышками, пригляделся к мышиной серости красок грубо сотканной ткани: ему не раз приходилось носить странные костюмы чужих Столетий.
