Кшиштоф Борунь - Барьер. Фантастика-размышления о человеке нового мира

Ни ни один не отступал. Они как сошлись, так уже и держались на расстоянии длины меча, бились, не давая перевести дух ни себе, ни другому; мечи свистели, звенели, гудели, зависимо от того, воздух, или меч, или панцирь попадал под удар. Лошади же друг друга не задевали — это с удивлением отмечали в королевской ложе — и только старательно выполняли волю своих хозяев, точно угадывая ее по рывку поводьев, нажиму шенкелей или просто движению бедер. С губ у них клочьями свисала пена, сразу же и отлетая, но во всей их стати, в каждом повороте полыхала та же ловкая сила, та же могучая энергия, что и в сражавшихся их господах.

Ланселот, воспользовавшись мимолетной паузой, нетерпеливо тряхнул головой и, тяжко отдуваясь, поднял забрало. По лицу его струился пот. Галахад, увидя перед собой незащищенное лицо Ланселота, тотчас открыл и свое лицо, он тоже измучился, тоже исходил потом, — но они вновь бросились друг на друга. Однако вокруг поднялся протестующий гул, и славные рыцари Круглого стола, забыв или отложив на время свое недоброжелательство к Ланселоту, а пуще всего страшась за Галахада, тоже запротестовали, ибо и так уже беспримерен был сей поединок по чистоте своей, длительности и неистовству — такого они еще никогда не видали! Артур встал, Гиневра не сводила с ристалища глаз, Галахад покачнулся, и Ланселот словно обезумел. Да и не под силу простому смертному обрушить такой град, такой ливень ударов, какой обрушил в одержимости своей Ланселот на Галахада, все отступавшего, все дальше отклонявшегося в седле назад, и в громе этом, в звоне металла — ибо Галахад по-прежнему достойно отражал выпады Ланселота — раздался вдруг голос Артура, ему пришлось закричать во всю мощь своих легких, чтобы быть услышанным:

— Да разоймите же их!

— Назад! — вскочив на ноги, крикнула тут королева, и кинувшиеся было на поле герольды остановились с разбега. — Прочь от них! Все — прочь!

И теперь уже всем стало понятно — о господи, как понятно и видно всем, кто знал в этом толк! — что изготовился Ланселот к последнему удару, что вся жизнь его сейчас в его палаше и он верит в палаш свой! Он все сильней наклонялся вперед в седле, вновь и вновь осыпая Галахада ужасными ударами сбоку, одного из коих довольно, чтобы разом разрубить и человека, и лошадь. Галахад все еще держался, однако и устроители поединка, и мастера-фехтовальщики, и герольды, одним словом, все, кто находился в непосредственной близости, с ужасом видели, что неудержимую лавину ударов обезумевшего — найдется ли слово вернее? — обезумевшего Ланселота Галахад Безупречный отражает крестовиной меча! Оба сражались с открытым забралом, так как оба знали, что скорей проиграют бой, чем нанесут другому удар в лицо. Ланселот даже не тратил более сил на то, чтобы защищать себя. Вот теперь он что-то шепнул своему коню, и тот словно тоже взбесился, ринулся к коню соперника, укусил его в шею — и тогда конь Галахада в испуге повернулся к коню Ланселота задом. А Ланселот уже стоял в стременах и сверкнул над головой его меч, поднятый для последнего страшного удара (видел, видел Ланселот незащищенную спину Галахада, но даже не помыслил проткнуть ее!), и тут наконец Галахад отбросил меч свой и вскинул руку.

Герольды с отменным усердием, дабы показать, быть может, сколь в деле необходимы, бросились между ними, хотя не было в том никакой нужды, так как Ланселот, увидев отброшенный в сторону меч противника, опустил свое сверкнувшее на солнце оружие, круто повернул коня и отъехал от Галахада.

— Господин мой король! — Галахад, тяжело переводя дыне, говорил негромко, с трудом, — Я объявляю себя побежденным, но, богом клянусь, не стыжусь того! Это был славный бой, такого у меня еще не бывало ни с кем. Нет, я его не стыжусь, ибо тот, кто заставил меня отбросить меч мой, — первый рыцарь земли британской!

Тут и Ланселот отбросил меч — проворные герольды всем скопом подбежали, подхватили оружие — и, послав своего вороного к Галахаду, остановился с ним рядом.

— Господин мой Артур! Тебе лучше всех ведомо, ради чего я сражался, ведомо и то, сколь высоко я почитаю и люблю сэра Галахада. Потому-то и требую я себе рыцарский меч, а еще требую, чтобы провозгласили герольды: хоть и верно, что Ланселот Галахаду достойный противник, но вот то, что я победил… право же, в седле коня моего было нас не иначе как двое: я и удача!

— Ждите меня там, где стоите!

И вот на взрыхленной, разбитой конскими подковами площадке появился король, за ним королева и вся расфуфыренная придворная рать.

— Нужно еще одного рыцаря, Ланселот, — прошептал Галахад, — Проси сэра Кэя.

— Спрашиваю тебя при всех, славный рыцарь, — повернулся Ланселот к сэру Кэю, — готов ли ты засвидетельствовать, что я достоин сей чести?

— Готов.

Вот как все было. Там же, не сходя с места, стал Ланселот рыцарем, и хотя сама по себе церемония посвящения — вздор, однако два пустячных с виду, а между тем весьма существенных эпизода требуют упоминания. Общеизвестно, что при посвящении в рыцари используется ритуальный текст: «Свидетельствую, что он вел достойную жизнь, а в суровых сражениях, равно как и в поединках, проявлял себя славно». Промолвить слова, хоть наспех, скороговоркою, — только всего и требовалось от сэра Кэя и от Галахада. Первым заговорил сэр Кэй:

— Свидетельствую перед богом и моим королем, что сей благородный муж всегда вел жизнь достойную, в сражениях был храбр и на поединках… на поединке со мной он меня победил с огромнейшим превосходством… Это был честный бой, и я обязан ему жизнью. Клянусь, Ланселот достоин рыцарского меча.

— Все вы видели, что произошло здесь, как все случилось, — возвысил голос свой Галахад, — Знаю сего юношу с детских лет, он всегда был мне по нраву, но не думаю, чтобы кто-то мог здесь сказать, что Галахад бился с ним худо. Вы видели этот бой. Поскольку я — это я, должен еще добавить, что с радостью осушил бы чашу за то, чтобы он, — Галахад указал на Ланселота, — остался среди нас. Но скажу все как есть, одну только чистую правду: он владеет палашом лучше, чем я, и он сильнее меня. Клянусь, Ланселот достоин рыцарского меча.

О том, что творилось в душе Гиневры, говорить излишне, да это и так станет ясно немного позднее. Но тут под звуки фанфар стоявший во главе своей свиты Артур выступил вперед и сказал:

— Подойди ко мне, Ланселот! Склони колено, гордец, не передо мной — перед Британией и богом, который поставил меня королем. Помни всегда: твой отец родился слугой, но он был храбр и разумен. Перед подданными моими, перед Британией и перед богом повелеваю тебе: будь храбрым, но никогда не употреби во зло силу свою! Повелеваю тебе защищать слабых, для глупости стать бичом, для правого дела — рукою возмездия. Это слышал бог, над нами и в нас сущий, слышали мои рыцари и ты, Ланселот. Подымись же, теперь ты — рыцарь! Теперь будь настороже, господин Ланселот! Огромна сия честь, но и ответственность тяжка. Прими же рыцарский меч!