Александр Прокопович - Очередной конец света

Для начала мне предложили полностью раздеться и надеть на себя доспехи воина. Доспехи были грубой темно-синей тканью с отвратительным запахом, и… кто-то сразу меня укусил. Какая-нибудь местная разновидность клопа. Вероятно, он же кусал и Феликса Геймана. На голове у меня было сооружено что-то, пытающееся упасть и по ощущениям напоминавшее клубок змей. Иногда оно шипело.

Следующая остановка — Дворец Жен. Тут все просто — ходи, любуйся и старайся не обращать внимание на шипение чуть выше моей прически и на красоты, открывающиеся перед глазами. Жены были большие и толстые, говорить комплименты становилось все труднее, но сказать что-то нужно каждой, и, как я понял, важно было не повторяться. Комплименты здесь были приняты в духе: «О королева луны, гибкая, как тростник, стройная, как бамбук…» Знать бы еще, что у них хорошо, а что плохо. Может, у них гибкость и стройность не приветствуются. Не факт, что жена должна быть умна или трудолюбива. Выкручивался от противного — перечислял, какой мужчина хотел бы иметь такую жену. Рассказал про всех известных мне выдающихся личностей — длинные ножи в руках охраны остались в ножнах — получилось?

Кажется, впервые в Эдеме я был рад оказаться под открытым небом. Все в этой жизни прекрасно в сравнении с обитательницами Дворца Жен и необходимостью их хвалить. Ну, кроме поездки в Храм.

— Масун!

Переводчик снова был мне рад, он смотрел на меня с ожиданием. Первый, кто обрадуется моей ошибке, будет он. Может, и ребра обгрызать будет первым — вон клыки какие. Нет, пожалуй, не буду давать шанса — очень хотелось перенести посещение Храма на другой день, но не этого ли он ждет?

— Масун, ты расскажешь мне про ваш Храм?

— Да, господин полномочный представитель. Но лучше это делать прямо в нем.

Попытка не удалась, но попробовать ведь стоило?

Космическая разведка выдала замечательные снимки барханов, как будто вида снизу и сбоку нам не хватало. Большие суммы, перекочевавшие в карманы местных жителей, в обмен тоже дали не особенно много — одно большое ничего.

Автомобиль остановился, дверь открылась — странно, в этом районе я еще не был, но до центра города отсюда рукой подать, вон башни Дворца Правителей. А передо мной вход во что-то квадратное и занесенное песком. Что-то очень знакомое.

Дверь в Храм больше всего напоминала вход в бомбоубежище — небольшая, из толстого металла, такую и гранатомет не возьмет, только зачем, если у местных ничего серьезнее копья не отыскать?

— Господин полномочный представитель, проходите, Храм нельзя заставлять ждать…

Упс, минус одно очко. Буду быстрее, вдруг Феликс просто задумался не к месту, Феликс был таким задумчивым…

— Не ударьтесь головой, господин полномочный представитель…

Поздно — кажется, до крови — хорошо хоть в последний момент умудрился удержать на голове эту шипящую дрянь. Кстати, на ощупь она скользкая и мерзкая.

— Пока вы привыкаете к свету, я расскажу вам историю нашего народа и приведу вас к алтарю. Вы готовы?

— Я готов. — Я всегда готов, мой Масун. Я буду слушать внимательно, обращая внимание на интонации, на придыхание, на паузы и междометия, так, будто это самое главное, что мне приходилось слышать в своей жизни. Просто потому, что так оно и есть.

Масун зажег факелы на стенах, сел на корточки и, раскачиваясь и немного подвывая, начал свой рассказ. Он смотрел на меня, не видя и не мигая. Я слушал, и слушали ни слова не понимающие на имперском двое здоровущих охранников с обнаженными клинками.

— Этот Храм помнит бога. Этот Храм не место поклонения или мечты. Сюда бог приходил, чтобы работать. Здесь он являл себя нашему народу, и тогда эта земля действительно была Эдемом. Тут он укреплялся, чтобы следовать далеко и близко, тут он принимал решение и отсюда его выполнял.

В других землях другие боги правили, карали и награждали, а здесь бог жил. Бог этой земли дал нам все, а потом ушел. И все, что осталось, — этот Храм и вера в то, что когда-нибудь бог вернется. Чужеземец, если ты готов стоять у алтаря бога, если ты готов разделить нашу надежду — останься, если нет — уходи, но уходи навсегда и останься тоже навсегда…

Масун замолчал. Прошла минута, другая. Я должен был уйти, навсегда. Не бывает в политике «навсегда», пусть попробует кто-то другой. В конце концов, никто никогда не узнает, что я просто испугался…

Я остался. Масун встал, взял меня за руку и повел вглубь Храма. Я не успел понять, что происходит, когда сильный толчок в плечи заставил меня упасть на колени. Шум сзади означал, что и моя стража не осталась стоять.

— Господин полномочный представитель, что вы видите перед собой?

Я смотрел в колеблющуюся в свете факелов тьму и видел то, чего здесь никак не могло быть, то, что, вероятно, погубило Феликса. И если я сейчас не пойму, как правильно отвечать, — погубит меня. Под алтарем были кости — много костей, хотелось бы думать, что мой костный набор не пополнит эту кучу.

— Говорите, господин полномочный представитель Императора!

— Масун! Я вижу крест. Я вижу четыре луча и кольцо, объединяющее их. Я не знаю, что это значит, но я стою перед этим прекрасным символом на коленях, потому что уважаю обычаи твоего народа, веру твоего народа и надежду твоего народа.

Ничего не произошло. Не раздался свист лезвия, не щелкнули челюсти. Масун выдержал небольшую паузу и сказал так, будто имперский был его родным:

— Пойдем?

Дорога от Храма до Дворца Правителей заняла несколько минут, а церемония во Дворце и того меньше. Договор ждал меня там уже подписанный, правитель не счел меня достойным аудиенции.

Завтра — домой, но я должен спросить. Договор в миссии, и, что бы я ни натворил, — это уже мое личное дело…

— Масун, почему вы убили Феликса?

С тех пор как мы покинули Храм, Масун перестал натянуто улыбаться и как-то уже не смахивал на нелюбимого дядюшку. Он рассказывал мне анекдоты и смеялся над моими, он предложил познакомить меня со своей семьей, которая вот-вот должна была прилететь в столицу… Я стал все реже думать об анатомии. Сейчас снова мелькнули клыки, но тут же исчезли…

— Ты можешь знать. Ты понял. А Гейман не понял. Он стоял на коленях перед алтарем и не видел его. Он смотрел на четыре луча, на круг, замыкавший их в единство добра и зла, внешнего и внутреннего, отчаяния и надежды, на колонну судьбы, которая пролегает через храм с запада на восток… Он долго стоял, ничего не говорил, а потом спросил, с какой стороны от вентиля наш алтарь. Воин не может поступить иначе, когда слышит такое оскорбление.