Роман Подольный - Четверть гения (сборник)

— Я не стучусь! — раздался веселый голос, и в библиотеку вошел шумный бездельник Дилэни, общий друг собеседников.

Вошел и остановился как вкопанный. Свифт молча пробежал мимо него к выходу, закрыв лицо ладонями. Новый гость озадаченно посмотрел ему вслед, потом перевел взгляд на Кинга.

— Что с ним случилось?

Архиепископ сидел неподвижно. Все в нем сопротивлялось желанию поверить в услышанное.

— Выдумщик? — пробормотал он. — Чего ждать от писателя, ни одной книги не издавшего под собственным именем. Или… Нет! Не может быть! Чтобы этот гений сошел с ума? Лучше не ломать голову. Тут недолго самому рассудок потерять. Одно знаю…

Впоследствии Дилэни рассказал в своих воспоминаниях, как он видел плачущего Джонатана Свифта. И пишет он далее, что на его вопрос архиепископ Кинг грустно ответил:

— Вы только что видели самого несчастного человека на земле.

ТОЛЬКО СВЯЗИ!

За столом сидели только свои, поэтому леди Блау позволила себе отшвырнуть рассердившую ее газету.

— Подумать только, — сказала она, — мой кузен опять остался без должности! Наглец Монтегю, будущий лорд Галифакс назначил смотрителем

Монетного двора дядю своей любовницы.

— Говорят, Монтегю уже женился на ней, тайно, разумеется, — меланхолически заметила ее сестра, баронесса Шикльвуд. — Низко же пал канцлер казначейства!

— Какое там жалованье? — деликатно поджав губы, осведомилась несколько перезрелая мисс Джулия.

— Семьсот пятьдесят фунтов. С перспективой повышения. Как бы они пригодились нашему сэру Артуру!

— А кто он? — продолжала спрашивать мисс Джулия.

— Разве ты не знаешь сэра Артура, моего кузена?

— Я о новом смотрителе, дорогая.

— Милочка! Сразу видно, что ты только что из провинции и не в курсе придворной жизни. — Леди Блау окинула мисс Джулию оценивающим взглядом.

— Тебе еще рано думать о нем. Пятидесятилетний мужлан, ужасно некрасив.

Его выдвинули только связи! Если он тебя все-таки интересует…

Пожалуйста. Его зовут — такое мещанское имя — Исаак Ньютон.

НЕПРОСТИТЕЛЬНАЯ ОШИБКА

Гусиное перо хорошо зачинено, лампа до отказа заправлена маслом, бумага как раз того формата, который он любит. Слуге ведено говорить, что месье Дидро нет дома. Ни для кого! Сегодня он хочет остаться наедине с этим могучим умом XVI столетия.

Какое грубое и дерзкое лицо смотрит с небольшого портрета! Лицо государя, мужика и мыслителя одновременно, человека, привыкшего и повелевать, и пахать, и учить. Да, такой мог спасать города и сжигать книги, считавшиеся священными, мог надменно сказать о самом Лютере, что тот недостоин развязать ремни его башмаков.

Как напыщенно звучат сами имена, данные ему при крещении: Филипп Авреол

Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм!

Впрочем, это-то от него не зависело. Но имя, под которым он вошел в историю, выбрано им самим — Парацельс. Немец — и отказался от своего «фон»!

Господин Дидро пробует имя на вкус, перебирает губами его звуки.

Великолепное имя! Немножко слишком звучное, особенно если учесть, что получилось сложением имени древнеримского врача Цельса и греческого — «пара», что значит «возле», «мимо», «около», «рядом».

На городской площади сжег Парацельс книги великих Галена и Авиценны. Не потому, что они были плохи, а потому, что врачи Европы слепо следовали каждому их слову, не думая о развитии своей науки. Да, именно с этого надо начать статью о Парацельсе для Энциклопедии. Итак…

Парацельс сделал лекарствами ртуть и железо, свинец, сурьму и мышьяк.

Он составил рецепт создания искусственного человека — гомункулуса. Он вылечивал больных сифилисом и холерой, чего не умеют еще делать даже в наш просвещенный XVIII век. Он спасал от эпидемий целые области и громил на диспутах схоластов, за которыми стояла сама всемогущая церковь. Однако… Можно опередить свой век, но выпрыгнуть из него нельзя. Груз суеверий сказался и на трудах этого гения. Вот пример.

Парацельс считал, что многие болезни вызывают живущие внутри человека очень маленькие, невидимые глазу живые существа.

Правда, — Дени Дидро на мгновение задержал бег своего пера, — голландец

Ван Левенгук открыл каких-то невидимок в капле воды и даже в собственном рту. Но за прошедшие с этого открытия десятилетия никому даже в голову не пришло хоть как-то связать этих невидимых зверюшек и болезни. Потому что для этого нет фактов. Фактов!

Тем более их не было у Парацельса, который даже знать не мог о самом существовании невидимок, не говоря уже о вреде или пользе от них.

Ясно, что тут сказалось влияние века, свято верившего в демонов; влияние мистики, которой была проникнута вся эпоха. В этом объяснение, но не оправдание ученого. Даже великим людям нельзя прощать их ошибки.

Мы впервые создаем науку, опирающуюся только на факты. С ее точки зрения ошибочная гипотеза Парацельса подлежит бесспорному осуждению…

Перо великого энциклопедиста исписывало один лист за другим.

САМОЕ СТРАШНОЕ

От гражданина Мерси из Парижа графу де Мерси в Лондон. Вандемьер VII года республики (октябрь 1798 года)

Итак, дорогой брат, я вернулся во Францию, сломленную столькими годами тревог и ужасов, страну, обреченную на унижения и порабощение… Но самое страшное впечатление произвели на меня не гильотина и не парижская толпа, а лицо и фигура одного весьма достойного и способного юноши — сына моего и твоего банкира. В свои семнадцать лет это маленький, почти совершенно лысый старичок… вернее, человек без возраста, живое олицетворение буржуазии.

Тщедушный и слабогрудый, он все же способен вызвать к себе какую-то симпатию — симпатию жалости, не без примеси омерзения. Но как эта голая голова умеет командовать числами! А тонкие пальцы словно нарочно созданы для того, чтобы считать, считать, счи тать цветные бумажки.

Отец юноши только что вышел из тюрьмы, куда его бросили по подозрению в монархическом заговоре. 3а короткое время отсутствия банкира заменявший его сын нажил двести тысяч франков!.. «Он еще будет первы» банкиром

Франции, вот увидите», — сказал мне счастливый папаша. Боюсь, что и вправду увижу. Вот еще несколько штрихов этого беглого портрета: отец — наш роялист, а сын — убежденный республиканец. Тем не менее юноша великолепнейшим образом справлялся с финансированием групп, стремящихся к возвращении законных государей. Дело есть дело!

Этот хитрый гном — для меня — воплощение завтрашней Франции, холодной, беспринципной и корыстной. Он же вместе с десятком других банкиров будет и управлять ею вместо всех королей, конвентов и директорий.