Роджер Желязны - Рыцарь отражений

Я отключился. Сознания я не терял, но рассудок был не совсем в норме. Оставалась еще гипнагогия, можно было воспользоваться ею в любое время и попасть, куда угодно, но зачем? Такая эйфория меня посещает редко. Считая, что заслужил ее, я долго-долго медленно плыл по течению.

В конце концов ощущение радости уменьшилось настолько, что уже не стоило потакать своим желаниям; я поднялся на ноги, пошатнулся, оперся о стену и направился в кладовку еще раз глотнуть воды. К тому же страшно хотелось есть, но ни консервы, ни замороженные полуфабрикаты меня не прельщали. Особенно, когда не так уж трудно было добраться до чего-нибудь посвежее.

Я пошел назад через знакомые комнаты. Итак, я последовал совету Дворкина. Жаль, что пришлось покинуть его раньше, чем я припомнил все, о чем хотел его расспросить — а это немало. Когда я снова вернулся, Дворкина уже не было.

Я поднялся наверх. Единственный известный мне выход из пещеры находился на вершине голубого выступа, где я и стоял. Утро было ветреным, ароматным, точь-в-точь весенним. На востоке виднелись лишь несколько облачков. Я с удовольствием набрал полную грудь воздуха и выдохнул. Потом нагнулся и перетащил голубой валун так, чтобы он закрыл вход. Если бы мне вдруг опять понадобилось уединенное убежище и пришлось бы вернуться сюда, было бы крайне неприятно, если бы на меня вдруг напал какой-нибудь хищник.

Я снял Камень Правосудия с шеи и перевесил на каменный выступ. Потом отошел шагов на десять.

— Пап, привет.

С запада, как золотой Фрисби, подплывало Колесо-призрак.

— Доброе утро, Призрак.

— Зачем ты оставляешь это устройство? Это одно из самых мощных орудий, какие мне приходилось видеть.

— Я не оставляю его. Я собираюсь вызвать Знак Логруса, и, по-моему, вряд ли они хорошо поладят. Не уверен даже, насколько я сам придусь по душе Логрусу теперь, когда несу в себе настройку на Лабиринт более высокого порядка.

— Может, мне лучше пойти и вернуться позже?

— Держись неподалеку, — велел я. — Может, если возникнут проблемы, ты сумеешь вытащить меня отсюда.

Потом я вызвал Знак Логруса, и тот явился, нависнув надо мной, но ничего не случилось. Я переместил часть сознания в Камень — тот висел на валуне неподалеку — и через него сумел воспринять Логрус с другой точки. Жуть. Но тоже безболезненно.

Снова сконцентрировав свое «я» у себя под черепом, я взялся за логрусовы отростки, потянулся…

Не прошло и минуты, как передо мной оказалась тарелка молочных оладий, колбаса, чашка кофе и стакан апельсинового сока.

— Я мог бы доставить тебе это быстрее, — заметил Призрак.

— Не сомневаюсь, — сказал я. — Я просто проверял системы.

Во время еды я пытался рассортировать свои дела по степени важности. Отправив тарелки туда, откуда они появились, я забрал Камень, повесил на шею и поднялся.

— О'кей, Призрак. Пора возвращаться в Амбер, — сказал я.

Он стал шире, разомкнулся, опустился пониже — и вот уже я стоял перед золотой аркой. Я шагнул вперед…

…в свою комнату.

— Спасибо, — сказал я.

— Не за что, пап. Слушай, у меня вопрос: когда ты добывал себе завтрак, ты не заметил ничего странного в поведении Логруса?

— Ты о чем? — спросил я, отправляясь мыть руки.

— Начнем с физических ощущений. Он не казался… липким?

— Странное определение, — сказал я. — Но, раз уж мы заговорили об этом, да, мне показалось, что на разъединение ушло чуть больше времени, чем обычно. А почему ты спросил?

— Мне только что пришла в голову странная мысль. Ты можешь творить волшебство с помощью Лабиринта?

— Ага, но с Логрусом получается лучше.

— Будь у тебя возможность, ты мог бы попробовать с обоими, а потом сравнить.

— Зачем?

— У меня и впрямь возникли кой-какие подозрения. Как только проверю, тут же расскажу тебе.

Колесо-призрак исчезло.

— Вот дерьмо, — сказал я и вымыл лицо.

Я выглянул в окно. Мимо пролетела горсть снежных хлопьев. Из ящика стола я достал ключ. Хотелось немедленно избавиться от нескольких вещей.

Я вышел в коридор, но не успел сделать и нескольких шагов, как услышал знакомый звук. Я остановился, послушал, потом прошел мимо лестницы, и чем ближе подходил, тем объемнее становился звук. К тому времени, как я добрался до длинного коридора, где находилась библиотека, уже было ясно, что Рэндом вернулся, потому что кто еще здесь умел так барабанить? А если и умел, кто осмелился бы воспользоваться барабанами Короля?

Оставив полуоткрытую дверь позади, я свернул за угол направо. Моим первым желанием было войти, отдать ему Камень Правосудия и попытаться объяснить, что произошло. Потом вспомнился совет Флоры: честность, прямота и открытость здесь не доведут до добра. Верить ей страшно не хотелось, пусть она и сформулировала общее правило, но мне удалось сообразить, что в данном случае объяснения отнимут уйму времени, а ведь я хотел заняться и другими делами. К тому же в результате можно получить приказ кое-что не делать вовсе.

Коридор привел меня к дальнему входу в обеденный зал, а быстрая проверка показала, что там никого нет. Хорошо. Я припомнил, что внутри, с правой стороны, есть раздвижная панель, через которую можно попасть в полую часть стены по соседству с библиотекой. Там есть не то деревянные штифты, не то лесенка, чтобы взобраться к потайному ходу на галерею библиотеки. Если сойти по ним вниз, попадешь к винтовой лестнице и дальше в пещеры под замком, если память мне не изменяет. Я надеялся, что причины исследовать эту часть замка никогда у меня не появятся, но уже хорошо знал семейные традиции и решил чуточку пошпионить, потому что несколько невнятных реплик из-за неприкрытой двери, мимо которой я прошел, привели меня к заключению, что Рэндом там не один. Если знание действительно сила, значит, необходима вся информация, на какую я только сумею наложить руку, поскольку вот уже некоторое время я чувствовал себя необычайно уязвимым.

Да. Панель скользнула в сторону, раз-два — и вот я внутри. Отправив вперед свой духовный свет, я вскарабкался наверх, и медленно, осторожно отодвинул вторую панель, чувствуя благодарность к тому, кто додумался замаскировать ее широким креслом. Из-за его правой ручки можно было осматриваться, не слишком опасаясь, что тебя обнаружат. Оттуда был хорошо виден северный конец комнаты.

Рэндом барабанил, а Мартин, весь в коже и цепочках, сидел перед ним и слушал. Рэндом творил такое, чего я в жизни не видел. Он играл пятью палочками. По одной у него было в каждой руке, по одной зажато подмышками и одну он держал в зубах. Играя, он менял их местами: та, что была зажата в зубах, оказывалась справа подмышкой, а ее предшественница перекочевывала оттуда в правую руку; палочка, которая была там до нее, отправлялась в левую, четвертая уже торчала из-под мышки слева, а та, которая только что была там, уже оказывалась зажата в зубах — и он ни разу не ошибся. Это гипнотизировало. Я не мог отвести глаз, пока Рэндом не закончил свой номер. «Фьюжн»-барабанщик вряд ли стал бы мечтать о старенькой установке Рэндома — ни прозрачного пластика, ни тарелок размером с боевой щит, ни целого набора тамтамов с парой басов, она не сияла, как огненное кольцо вокруг Корал. Рэндом обзавелся своей установкой еще до того, как шнуры стали тонкими и нервными, басы сели, а тарелки подцепили акромегалию и стали гудеть.