Злой человек - Александр Операй
Я стою на пороге и вижу, как океан наползает на берег.
Далеко-далеко возле скал девушка в желтом платье прикрывает ладонью глаза и смотрит в сторону маяка. Она машет мне, и я поднимаю руку в ответ.
Это не приветствие.
Мои пальцы сжаты в кулак.
4
Лина.
Женщина, которая влечет меня помимо воли.
Спокойная и серьезная. Слишком красивая, чтобы быть настоящей.
Она всегда рядом. Следит за мной словно мать и полицейский.
Она и то и другое. Её любовь безусловно-условна. Я должен поступать правильно иначе все поглотит ненависть.
Волны набегают на берег, и брызги пены оставляют темные пятна на желтом платье. Время от времени Лина поднимает голову, чтобы посмотреть на солнце, долгим немигающим взглядом. Ветер бросает черные волосы, словно облака в пустое бездонное небо, за которым виднеется холодный космический мрак. Темно-синяя граница, после которой начинается бездна, выглядит как перевернутый океан.
Лина шагнула вперед, и волна охватила правую ногу по самую щиколотку, а потом зашипела, сползая назад по песку. Девушка улыбнулась.
– Там внизу лежат камни, – сказала она и рассмеялась. Сказала так будто под песком скрывалась какая-то тайна. И только она смогла её разгадать.
Я молчу.
Туфли мешают.
Я ничего не могу чувствовать, кроме прилипших к коже носков. Это дурацкое лето снова здесь на побережье. Воздух плавится. Город сползает в океан, чтобы остыть. Дома стоят прямо в воде. Отмель стала похожа на части огромного космического корабля, который затонул здесь тысячи лет назад. Куски металла, пластика, бетона и мусор.
Мне хочется взять в руки грабли и выгрести отсюда все окурки и стекло, обертки конфет, жвачки, куски покрышек, тряпки, пакеты и тонны другого дерьма, которое расползается по округе, словно пятно меланомы на коже.
– Интересно, каким океан был в самом начале? – спросила Лина.
– Некрасивым.
– Ты помнишь?
Я пожимаю плечами.
– Всюду пустыня. Песок сыпется вместо волн. Ветер носит холмы. Он дует в одну и ту же сторону несколько лет подряд. Дюны плывут по мертвой глади высохшего океана, засыпая останки города. В тех местах, где песка мало, песчаные холмы напоминают наконечник копья. Гигантские полосы тянутся дальше и дальше. В никуда. Там рассыпаются горы. Пальцы мертвеца, скрюченные в попытке ухватиться за жизнь. Нужно ехать всю ночь, чтобы на рассвете увидеть прибой. Пыльная пена на поверхности лужи мочи. Она пахнет йодом и формальдегидом. Последнее, что остается: поместить свое тело в этот раствор, в надежде вечной жизни, которую обещал Владивосток номер 5.
Лина говорит:
– Возьми меня за руку.
– Как будто мы вместе?
– Да. Именно так.
Ее ладонь оказалась большой и влажной.
Тонкие, длинные пальцы. Хрупкие, словно стекляшки. Почти невесомые. Она могла бы стать музыкантом или врачом. Быть кем-то еще. Жаль, что мы снова здесь. В этой точке.
Чувство падения гложет меня изнутри.
Лина.
Что значит имя?
Я выпустил её руку. Безвольная, она полетела вниз, будто никому не принадлежала, но не упала, не разбилась, а лишь ударилась о девичье бедро.
Лина поглядела на ладонь и пошутила:
– Ну вот, теперь она уже не моя. Придется отрезать и подарить тебе лучшее, что у меня есть.
– Оно у тебя между ног.
Девушка улыбается. Но улыбка у нее странная. Слишком быстрая, словно тень от облака, которое на секунду закрыло солнце.
– Мы могли бы поплавать.
– Нет.
– Ты слишком серьезный.
– Вода пахнет йодом.
– Я забыла купальник. И под платьем у меня нет ничего.
– Ты можешь развлечь меня по-другому.
– И что для этого нужно сделать?
– Расскажи правду.
Наши взгляды встречаются.
Мы играем в игру. Кто кого пересмотрит.
Мы, как плодовые мухи. Наш геном полностью прочитан с одной единственной встречи.
Я расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и закатал рукава. Ничто теперь не мешает. Мои движения будут легкими и точными. Никаких лишних усилий.
Лина говорит:
– Двери в подвал – это как Лев, колдунья и платяной шкаф. Или вниз по кроличье норе в Страну чудес. Портал в другой мир. Граница, через которую нужно переступить, чтобы увидеть нечто большее, чем стены с обоями.
– Я нашел там оболочки Ивана.
Лина смеется.
Громко и беззаботно, как несмышлёный ребенок, заприметивший в руках, матери любимую погремушку. Заливистый, искренний смех. Это дурацкая, неприличная радость сводит с ума. Терзает меня, будто воспалившийся нерв.
Я чувствую пустоту.
– Они все твои, дурачок.
Лина гладит меня по щеке.
Пустота разрастается.
– Настоящий Иван давно умер.
– Тогда зачем тебе я? Это жалкое подобие твоего мужа. Неужели все из-за места в совете? Или ты так долго играешь роль, что уже и сама забыла с чего все началось?
– Ты больше похож на человека, чем он.
– Не мели ерунды.
– Я люблю тебя, Ваня.
– Не надо теперь.
– Очень жаль.
Волны приходят на берег, разбиваются и отступают. Опять и опять. Мертвая плоть океана выглядит, как живая. Там. Внутри. Глубоко-глубоко. Есть что-то еще. Вода темная, будто под ней скрывается огромная туша. Нечто мрачное, первобытное, несовершенное скрыто от глаз.
Это камни.
Они здесь повсюду. Тысячи лет осколки гор медленно уходят на дно под весом печали.
Я вынул один из воды и что было силы ударил Лину в лицо.
Попал прямо в рот, разбив передние зубы. Губы девушки лопнули от удара, и яркая алая кровь полилась в океан. Она закричала. Потеряла всю красоту. Перестала быть женщиной и превратилась в красную плоть. Кусок мяса. Вагина.
Я снова ударил. Попал ей в висок. Она пошатнулась и села. Так быстро будто устала и наконец-то нашла себе место. Волна захлестнула её, смыла крик и на цвет оказалась совсем не зеленой, а ржавой.
Я ударил опять. Разбил девушке левую скулу, зацепив камнем глаз. Зеленый цвет вытек наружу. Потух.
Хрипы. Стоны.
– Иван, – всплакнула она еле слышно. Полуслепая. Уродина. Уписалась от испуга.
– Иван. Любимый… не надо.
Я бил до тех пор, пока она не заткнулась.
Рука онемела от боли.
Берег совсем потемнел.
Океан качнулся вперед и назад.
Пальцы теперь в чем-то липком.
Лина словно ребенок. Её почти нет. Она занимает совсем мало места на берегу. Разбитая кукла, которую бросили дети, когда она надоела и уже не нужна. Там только желтое платье, которое зацепилось за кожу и кости. Волны треплют подол, трогают трусики белого цвета.
Она будто спит. И это ей снится. Мир разрушится в тот самый миг, когда она снова проснется. В тайне от себя я надеялся, что все так и будет. Тело Лины исчезнет, а вместе с ней и кошмар. Но ничего не случилось. Вот она. Исправленная, пересаженная, мертвая. Все, что было сделано мной обратилось в кошмар. Все взращено неразумно. Здесь должны были двигаться губы, которые я целовал не знаю сколько раз. Она лежит у кромки прибоя, уставившись единственным глазом в небо и жестокое солнце никак не мешает ей следить
