Всеволод Ревич - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 26

Следующая деталь — тот спектакль, что по головизору смотрели. Не могу вспомнить, что это было за представление. Хоть убей, не могу! Видел ли я когда-нибудь его? Определенно, Где? Когда? Что за театр? Что за актеры? Ответа нет. Наваждение…

И последнее. Комната, где мы сидели. Сначала восприятие было четким: гостиная в нашем доме, как и должно быть. Потом стал сомневаться. И еще позднее понял, что сомневался не зря: не гостиная и не комната, а черт знает что! Стены были и не были. Потолок был и… в то же время отсутствовал. Пол — не пол, а некая умозрительная уверенность в опоре под ногами. Короче, знаешь на что это походило? Готовое ощущение замкнутого пространства, объемом равного именно гостиной. Но только объемом. Как создавались границы этого пространства: материальными плоскостями или особой экранировкой — не пойму до сих пор…

Вывод у меня пока один напрашивается. Не прошлое это было, а модель прошлого. Да! Какая-то вот такая модель. И видишь ли, в этой мысли меня следующее утверждает: с каждой минутой все больше и больше чудится, что спектакль тот самый — головизионный — не целостным представлением был, не видеозаписью, а очень хорошо подогнанной мозаикой из обрывков всех — всех! — спектаклей, что я за свою жизнь пересмотрел…»

Щелчка нет. Фонна Психолога оказалась записанной не до конца, и чтец сканирует развертку, надеясь обнаружить новую информацию. Я знаю, что ее не последует, но не двигаюсь, не переключаю проигрыватель. Посидеть, подумать… Вспомнить. Все вечера заняты у меня только этим. Я часто спрашиваю себя: зачем мне это нужно? В конце концов я не специалист, не член какой-нибудь комиссии, просто близкий друг Психолога, немного знал и остальных членов экипажа. Меня никто не просил о помощи, мои выводы, даже если они и последуют, вряд ли кого заинтересуют, ибо базой, достаточной для научного обобщения физико-технических данных, я не располагаю. И тем не менее бьюсь,

Может быть, толчок дало письмо? Да, так и было. Я оказался вовлеченным в эту историю, и память о друге не даст мне покоя. В сущности, мне всего-то и нужно, что мои фонные копии. Корабль! Пусть другие разбирают его по косточкам. Я вижу смысл в другом: в вопросах, мучивших Психолога. Какая тайна сокрыта В видениях, с которыми столкнулся экипаж? Почему они разные? Что подействовало на психику тренированных людей? И — добавлю от себя — нет ли в галлюцинациях ответа на всю загадку эксперимента?..

Вот подумал сейчас о Корабле и тут же вспомнил, как я впервые увидел игрушку Физика.

Это было задолго до эксперимента. Я заехал тогда к Физику по каким-то не суть важным делам, но дома его не застал. Очевидно, его срочно вызвали, ибо он был отменно точен и, коли условился, никогда не заставлял себя ждать. Поскольку из всех машин на стоянке отсутствовал лишь один «спурт», это само по себе доказывало, что вызов был спешный и требовал безотлагательности.

Мне ничего не оставалось делать, как убраться восвояси. Но, прежде чем задать «квадриге» реверс, я счел нужным зайти внутрь и оставить хозяину фонну. Естественно, это можно было — и по всем правилам следовало — сделать в гостевом дворике. Я же, понукаемый нездоровым любопытством, решил подняться в кабинет и засвидетельствовать визит — шутки ради — в блоке «рабочей памяти». Что поделаешь, очень уж хотелось полюбопытствовать, как выглядит «святая святых» ученого. Тем более что самому хозяину никогда бы и в голову не пришло, будто его «келья» может вызвать интерес у кого-либо из гостей.

Вступил в кабинет… и тут же пожалел о своей ненасытной любознательности. Кабинет как кабинет, обычное рабочее место, ничего особенного. Стол, пюпитр «рабочей памяти», информ-заказчик, картотека, фоннопроигрыватель да серийный «секретарь» — вот и вся обстановка. Что я ожидал увидеть — я и сам не представлял. Скорее всего, мне рисовался в воображении живописный беспорядок. Нестертые в «памяти» обрывки мыслей, страницы новейшей монографии на экране заказчика, полузаконченная рукопись в «секретаре» и прочее и прочее…

Все было не так. Безукоризненная чистота и до обидного законченная аккуратность царили в «келье». Ничто не указывало на то, что именно здесь рождаются головокружительные теории и именно отсюда выпорхнула идея Эксперимента, посягающего на основы миропорядка. Музей оргтехники, да и только. Даже стол-калькулятор, который уж никак не мог оставаться в бездействии сегодня утром, напустил на себя восторженно-праздный вид, словно бы ни один логарифм в жизни не обременял его мозги, а об интегралах он и понятия не имел и вообще был предметом благоговейного поклонения, идолом-недотрогой, сокровищем языческой кумирни.

Впрочем, я ошибался. На матовой крышке стола покоилась какая-то штуковина. Единственный предмет, вносивший диссонанс в обманчивый покой вещей. Это был небольшой приплюснутый шар черного цвета с едва ощутимыми выпуклостями на полюсах. Выпуклости соединяла тонкая белая линия. Я опасливо повертел шарик в руках, и вдруг с ним что-то произошло. Непонятно что, Но он как-то вздрогнул, издал резкий хлопающий звук, и вот у меня в руках уже нечто вроде веретена все того же черного цвета и с белой полоской от острия до острия.

Я снова повертел игрушку в руках, и опять раздался резкий хлопок, веретено вздрогнуло, превратившись в шар. Минут пять я забавлялся диковинкой, пока не заметил, что она меняет форму при нажатии либо на выпуклости, либо на острия. Что же, причуда есть причуда. Почему бы талантливому и еще очень молодому физику не мастерить на досуге пространственные головоломки или показывать домашним топологические фокусы? Мне-то что до этого? Я наскоро вляпал в «память» две—три фразы: мол, сожалею по поводу несостоявшейся встречи, присовокупил извинение за бесцеремонность и вышел из дома.

Через несколько дней я все-таки встретился с Физиком. Он сам приехал ко мне. Мы обсудили все что нужно в какие-нибудь полчаса, и, возможно, эта встреча вылетела бы у меня из памяти, если бы не одно обстоятельство. За разговором Физик безотчетно полез в карман и вынул из него… все то же веретенце. Я уставился на знакомую игрушку, а он, не замечая этого, продолжал говорить. Внезапно раздался хлопок, ученый вздрогнул, разжал пальцы, и на пол скатилось не веретенце — черный шарик. Я поднял его и отдал владельцу. Тот смутился, пробормотал что-то и хотел было убрать загадочную штуковину в карман, но я остановил его. Так я впервые услышал о Корабле. Шарик-веретенце был его макетом…

Из оставшихся пяти кубиков снова беру первый попавшийся. Уже ничего не задумываю, просто неторопливо жду. Борт-инженер.

«Это был сон. И это была явь. Это была мистика. И это было по сю сторону реальности. Или вообще ничего не было!