Джеймс Блиш - «Если», 2002 № 06

— Вперед, так вперед, — усмехнулся Монтекка. — Хотя лично я…

Не закончив фразу, он первым полез из окопа.

Пока мы короткими перебежками добирались до подножия высоты, я думал только об отсветах сигнальных ракет на наших маскировочных плащах. Быть может, командованию было известно о траггах больше, чем нам, простым рядовым этой бессмысленной войны. Но меня все это время не оставляла мысль о том, что трагги могут обнаружить наше передвижение, использовав вместо инфракрасного обычное визуальное наблюдение за местностью.

Высота З-Х-З представляла собой высокий холм из марсианского песчаника с пологим склоном. По-видимому, до того, как нашу роту перевели на новые позиции, попытки уничтожить высоту уже предпринимались, — склон был изрыт глубокими воронками, оставленными реактивными снарядами ближнего радиуса действия.

Когда прозвучал приказ остановиться, я скатился в одну из воронок. Рядом со мной съехал вниз сержант Диманскйй. А следом за ним, прямо мне на голову, свалился все тот же Монтекка.

— Извини, Ник, — улыбнулся Монтекка, хлопнув меня по плечу.

— В темноте чуть было не принял тебя за трагга.

Это была еще одна из дурацких шуточек капрала Монтекки. На внутренней поверхности лицевого щитка у каждого из нас имелся небольшой экранчик встроенного инфравизора. С его помощью трагга можно было четко отличить от землянина по тому, что на его скафандре имелось пять точек, неизменно фиксируемых инфравизором. Впрочем, известно нам это было только по учебным видеофильмам, в которых трагги были воспроизведены с помощью компьютерной графики. Что собой представляет трагг в реальности, никто не знает… То есть, я хотел сказать, что лично не встречал человека, который видел трагга, живого или мертвого, на расстоянии ближе пяти-шести километров от себя.

— Оружие к бою! — прозвучал приказ ротного.

— Ну, трагги, держитесь! — Монтекка театральным движением передернул затвор винтовки. — Монтекка идет!

Я снял винтовку с предохранителя и ослабил зажим на ремне ракетной установки, чтобы в любой момент можно было легко сбросить ее со спины.

Последнего инструктажа перед боем не было. О чем было говорить, если никто не знал, что ожидает нас на вершине холма? А задача, поставленная перед нами, и без того была яснее ясного: уничтожить противника, занять его позицию и удерживать ее до подхода подкрепления.

Короткая команда:

— Вперед! — и мы полезли вверх по склону.

Молча.

Стиснув зубы.

Держа пальцы на спусковых крючках винтовок и готовые стрелять, как только в поле зрения появится враг…

Дальнейшее я помню не очень ясно. Отдельные события мешаются, наплывают друг на друга… Как ни стараюсь, мне не удается в точности восстановить, в какой последовательности они развивались.

Сейчас, когда я все это вспоминаю, мне почему-то кажется, что траггам заранее было известно о нашем наступлении. Но они ждали до последнего… Нет, не для того, чтобы подпустить нас ближе и расстрелять в упор. Они давали нам возможность одуматься и уйти.

Почему я так думаю?.. Не знаю… Вернее, я не могу этого объяснить. Чтобы понять, откуда берутся подобные мысли, нужно самому испытать то странное ощущение, которое возникает где-то в районе солнечного сплетения в тот момент, когда ты сидишь на дне глубокой воронки из марсианского песчаника, а темнота, окружающая тебя со всех сторон, настолько плотная, что кажется, будто ты один в целом мире. И в то же время ты отчетливо чувствуешь: всего лишь один неуловимо короткий момент отделяет тебя от шквала огня, когда каждая пуля, каждый снаряд, выпущенный врагом, будет нацелен именно в тебя.

Чему у меня точно нет объяснения, так это тупому упорству, с которым мы лезли на занятую траггами высоту, надеясь непонятно на что, поскольку каждому в роте с самого начала было понятно: штурмом высоту не взять.

Мы добрались, наверное, до середины склона, когда небо вспыхнуло ослепительными огнями осветительных ракет траггов.

На ровном, пологом склоне холма мы были, как на ладони. Трагги били по нам почти в упор, загоняя в воронки от взрывов, где потом добивали прицельными ударами самонаводящихся мини-ракет.

Казалось, врата ада разверзлись пред нами.

Я видел, как очередь из крупнокалиберного пулемета разорвала серебристую ткань маскхалата на груди Монтекки и разворотила его бронекирасу. Монтекка согнулся пополам, уперся стволом винтовки в песок и нажал на спусковой крючок. Отдачей его отбросило назад. Он упал на спину, да так и остался лежать.

Сержанту Диманскому самонаводящийся снаряд угодил в правое плечо, оторвав руку вместе с зажатой в ней винтовкой. Диманский лежал на песке и что-то бессвязно орал, истекая кровью. В тот момент я был счастлив, что дымчатое затемнение лицевого щитка на шлеме не позволяло мне разглядеть его лицо.

— Отходить!.. Немедленно всем отходить! — надрывно орал в самое ухо голос ротного.

Но какое там! Трагги отрезали нам путь к отступлению стеной минометного огня.

Я стоял на месте, судорожно сжимая винтовку. Продолжать двигаться вперед было так же бессмысленно, как и отступать. Смерть была со всех сторон. Я находился в самом центре огненного водоворота, в котором умирали мои товарищи, а я стоял и ждал, когда же настанет моя очередь.

Не знаю, чем это объяснить, но ни одна пуля даже не оцарапала мою бронекирасу.

— Отход!.. — голос ротного в наушнике оборвался. Вместо него я услышал странный булькающий звук, возникающий, когда через узкое отверстие продавливают очень густую жидкость. А потом клипса и вовсе умолкла.

Я глянул по сторонам и не увидел ни одного живого человека. Меня окружали тела в серебристых маскхалатах, блестящих и переливающихся всеми оттенками цветов, разбросанные повсюду, словно сломанные ветки деревьев после ураганного ветра.

И еще я увидел выступающий из песка скальный обломок, невесть откуда взявшийся здесь. Это был единственный предмет, который мог послужить хоть каким-то укрытием, и я, мгновенно придя в себя, кинулся к нему.

Это было похоже на чудо, но у самого основания камня имелась небольшая полузасыпанная песком ниша — в самый раз одному человеку втиснуться.

Расстегнув ремень на груди, я скинул со спины уже никому не нужную ракетную установку, бросил на землю винтовку и, упав на колени, принялся обеими руками выгребать из каменной ниши песок.

Как только освободилось пространство, достаточное, чтобы в него мог влезть человек, я лег на песок и боком протиснулся в нишу.

Я знал, что если даже изо всей роты я единственный все еще оставался живым, то командованию должно быть известно об этом, — биодатчик, имплантированный под кожу левого плеча, продолжал посылать сигналы на контрольное табло командного пункта. Но глупо даже думать, что ради одного-единственного человека в бой бросят еще одну роту. Я надеялся лишь на то, что обстрел вскоре прекратится, я просижу в своем укрытии день, а с наступлением новой ночи ползком доберусь до наших.