Фредерик Браун - Галактический скиталец

— Не знаю… ты об этом ни разу не заговаривал…

Наконец-то, как мне показалось, я все понял. Впервые я осознал, что стало вырисовываться нечто очень серьезное, что вклинилось между мною и Робин. Таким образом, обретали смысл и причина нашего развода, и мотив, по которому Робин отказывалась что-либо сказать мне по этому поводу. Когда она узнала, что существует такая вероятность с моей стороны — ведь предрасположенность к безумию передается по наследству, — то поняла, что детей от меня иметь нельзя-, хочет того природа или нет. А для Робин вопрос о детях был, видимо, очень важен.

Мне вдруг страшно захотелось уехать, мне необходимо было остаться одному, чтобы хорошенько поразмыслить.

Я быстро допил пиво и поднялся.

— Спасибо, Арчи, большое спасибо. То, что ты мне рассказал, по крайней мере проливает свет на кое-какие вещи. Ну, бывай, больше этой ночью я тебя не побеспокою.

Он встал и проводил меня до дверей.

— Да не волнуйся ты так. Я думаю, ты слишком близко все принимаешь к сердцу; впрочем; так было и когда я рассказывал тебе в первый раз. Если ты почитаешь что-нибудь по современной психиатрии, то убедишься, что все меньше и меньше врачей верят, что безумие наследуется. Исключения, конечно, имеются, когда речь идет об умственной неполноценности, как, например, в семье Джаксов. У тебя совсем не тот случай.

— Верят все меньше, говоришь, но ведь стопроцентной уверенности нет!

— Уверенность всегда отступает, когда речь заходит о человеческом разуме… Кстати, я хотел спросить, как себя ведет после ремонта твой «линкольн»? Ведь ты просто с ума сходил по нему. А сейчас? Ну ладно, поговорим лучше в другой раз…

— У меня нет причин жаловаться на машину, — вопрос Арчи напомнил мне момент, когда я остановился посмотреть на гараж и почти вспомнил что-то в то мгновение. — Арчи, ты ездил в Чикаго на машине?

— Нет, на поезде. Так гораздо дешевле. Я все хорошенько взвесил. А почему ты меня спрашиваешь?

— Просто так. Из чистого любопытства.

— Но если ты снова хочешь вернуться к случившемуся и у тебя появились сомнения относительно моего алиби, я тебя заверяю, что мое алиби — железно. Из полиции мне звонили в час ночи — ведь миссис Трент знала, где я предполагал остановиться, — и я был тогда у себя в номере. Отсюда до Чикаго три часа чистого лета, не считая времени на езду до аэропорта, а потом от него. Вот и выходит четыре часа отсюда до Чикаго. Кроме того, я почти до полуночи сидел вместе с издателем одной чикагской фирмы, которая занимается публикацией одноактных пьес. И смысл моей поездки заключался в том, чтобы увидеться с этим издателем, хотя у меня в Чикаго были еще и другие дела.

— Я вовсе и не думал об этом. Для меня слово Уолтера значит очень много, а он сказал, что ты чист.

— Тогда почему ты не хочешь принять его слово о тебе самом? Почему ты так противишься поверить, что это было простое, чисто уголовное преступление, какие совершаются постоянно?

— Думаю, мне придется принять это.

— Ты не думай, Род, а принимай, и все тут! Это убийство стало превращаться у тебя в какую-то манию, навязчивую идею, причем без всяких оснований. Сбрось этот груз, соберись с духом!

— Считаю этот твой совет стоящим, Арчи. До свидания.

Я сел в «линкольн» и поехал. Поехал очень медленно. Я не торопился и не хотел попасть домой. Был час ночи, и бары еще продолжали работать. Обычно они открыты до двух. Мне вдруг захотелось выпить. Наверное, все, что я выпил раньше, улетучилось, можно было и пропустить стаканчик… Однако это никак не решало дела.

Скорее всего, вообще не существовало никакого решения — может быть, поможет только время. Очевидно, должно пройти много времени, прежде чем я перестану любить Робин.

Вполне возможно, со временем я сумею полюбить другую женщину и снова женюсь, если, конечно, мне встретится такая женщина, которая тоже будет любить меня, и при этом не захочет иметь детей. Может быть, Венги? Пожалуй, она из тех, кто не очень-то обременяет себя земными заботами. А пока ничего, только пустота.

Вернувшись домой, я нырнул в постель, горько сознавая свое одиночество. Слышалось тиканье часов. Ветер шевелил занавески на окне. Изредка где-то далеко проезжала по улице машина, еще дальше вдруг слышался вой полицейской сирены. «Проехала патрульная машина», — подумал я. Полежал еще немного и понял, что мне не заснуть. Поднялся и зажег свет — решил немного почитать. На следующий день у меня никаких срочных дел не было, и необходимости принуждать себя засыпать во что бы то ни стало тоже не было. Утром я мог поспать подольше.

Никаких книг в комнате не нашлось. Я подумал, что нужно будет завтра позвонить на склад в отдел хранения, чтобы мне прислали мои полки и книги, которые находились там с тех пор, как Робин их туда отправила после нашего разъезда. Лежащие стопкой на маленьком столике рядом с креслом журналы были читаны и перечитаны. Тогда я вспомнил, что у меня в чемодане, лежащем в шкафу, есть еще несколько старых журналов. Чемодан этот я обнаружил пару дней назад, когда решил ознакомиться с вещами, находившимися в комнате.

Я открыл шкаф, вытащил чемодан, стоявший в самом низу, поближе к свету, и открыл его. Да, действительно, сверху в нем лежали разделенные на две стопки десять — двенадцать журналов. В основном это были журналы для женщин типа «Good House-keeping», «Mademoiselle», «McCall’s» — что говорило о том, что я их купил, наверное, для изучения рекламы, а может быть, там были объявления, сочиненные мной, и я, возможно, хотел их вырезать. Главное, было что почитать, полистать на сон грядущий.

Я положил одну стопку журналов на другую и поднял все сразу, чтобы положить на столик. Но так как я стоял у раскрытого чемодана на коленях, то сначала я аккуратно поставил всю стопку на пол и собирался уже встать с колен, как вдруг увидел — просто не поверил своим глазам — то, что лежало под одной из стопок журналов, прямо на дне чемодана.

Это был автоматический пистолет.

Я до него не дотронулся.

Прошло немало времени, прежде чем я выпрямился, встал с колен и снял телефонную трубку. Я попросил соединить меня с отделом по расследованию убийств и позвал к телефону Уолтера Смита. Мне сказали, что он куда-то вышел, но скоро должен вернуться. Я попросил передать ему, чтобы он мне позвонил, когда вернется. Я не хотел иметь дело ни с кем другим, ведь Уолтер знал все досконально, а другому пришлось бы объяснять все сначала и долго.

Усевшись в кресло, я стал ждать телефонного звонка. Я даже не пытался что-либо читать. Я знал, что сейчас это бесполезно, я просто не понял бы ни единой фразы из прочитанного.