Генри Каттнер - Мутант

Беркхальтер сцепил руки за головой и вздохнул. Он испытывал необъяснимую усталость, которая время от времени наваливалась на него в последние недели. Не то, чтобы его работа была тяжела, наоборот. Но переход к новой работе не будет столь легким, как он ожидал. Прежде он не предполагал обнаружить столько скрытых сложностей.

Например, Барбара Пелл. Она была опасна. Возможно, она в большей степени, чем кто-то другой, была ведущим духом параноиков Секвойи. Не в смысле планирования действий, нет. Но она зажигала, как пламя. Она была прирожденным лидером. А здесь сейчас было столько параноиков, что это вызывало неудобства. Они проникали сюда — по внешне благовидным поводам, для работы, в командировки и отпуска, но город буквально кишел ими. Обыкновенных людей все еще было больше, чем Болди и параноиков, как и во всем мире…

Он вспомнил своего деда, Эда Беркхальтера. Уж если кто-то из Болди ненавидел параноиков, так это Эд Беркхальтер. И на то была по-видимому, весомая причина, поскольку один из первых заговоров параноиков — тогда это был всего-навсего одиночка — был направлен косвенно на внушение идей сыну Эда, отцу Гарри Беркхальтера. Странно, но Беркхальтер более живо помнил худое, жесткое лицо деда, чем более мягкое лицо отца.

Он снова зевнул, стараясь проникнуться спокойствием пейзажа за окнами. Другой мир? Наверное, только в далеком космосе Болди смогли бы освободиться от этих назойливых обрывков мыслей, которые он ощущал даже сейчас. А без этого отвлекающего фактора, с полностью нестесненным сознанием — он с удовольствием потянулся, стараясь представить ощущения тела без гравитации и расширить это на сознание. Но это было невозможно.

Болди родились слишком рано, конечно — искусственно ускоренная мутация, вызванная действием радиации на человеческие гены и хромосомы. Таким образом их нынешнее окружение было неподходящим. Беркхальтер лениво играл идеей расы глубокого космоса, где каждое индивидуальное сознание отстроено столь точно, что любой хоть немного чуждый разум создал бы помеху в непрерывном процессе совершенной мысли. Приятно, но непрактично. Это было бы тупиком. Телепаты не были суперменами, как утверждали параноики; в лучшем случае они обладали лишь одним фатально чудесным чувством — фатальным, поскольку оно смешивалось с общепринятыми порядками. У подлинного супермена телепатия была бы одним из десятка других невероятных свойств.

А Барбара Пелл — имя и образ снова всплыли в его сознании, и ее восхитительное тело, опасное и привлекательное как огонь — а Барбара Пелл, например, бесспорно считала себя явно высшим существом, как и все извращенные телепаты такого рода.

Он думал о ее ярких узких глазах, алых губах с насмешливой улыбкой. Он думал о ее рыжих локонах, ниспадающих подобно змеям на ее плечи, и о того же цвета мыслях, подобно змеям кишевшим в ее сознании. Он отбросил мысли о ней.

Он был очень усталым. Чувство утомления, совершенно непропорциональное затраченной им энергии, поднималось и поглощало его. Если бы не ожидавшийся приход вождей кочевников, он бы с удовольствием полетал бы на вертолете. Окружающие стены гор ушли бы вниз, по мере того, как аппарат поднимался бы в пустую синеву, все выше и выше, пока не завис бы в пространстве над туманным невыразительным ландшафтом, полустертым плывущими облаками. Беркхальтер думал о том, как выглядела бы земля, туманная, сказочная иллюстрация Сайма — и в своих фантазиях он потянулся медленно к ручке управления. Вертолет провалился вниз, падая все более и более отвесно, пока не понесся самоубийственно к гипнотически разворачивающемуся миру, подобному волшебному разворачивающемуся ковру.

Кто-то приближался. Беркхальтер мгновенно затемнил свое сознание и поднялся. За открытой дверью был лишь безлюдный лес, но он уже мог различить слабые нарастающие отзвуки песни. Кочевники пели при ходьбе старые напевы и баллады, простые и оттого хорошо запоминающиеся, которые дошли еще со времен, предшествовавших Взрыву, хотя их первоначальный смысл был забыт.

Растет зеленая сирень, сверкает вся росой;Мне одиноко, милая, когда я не с тобой…

Предки кочевников мурлыкали эту песню вдоль границ прежней Мексики задолго до того, как война стала не только далекой романтикой. Дед одного из нынешних певцов был мексиканцем, бродившим вдоль калифорнийского берега, обходя деревни и следуя ленивой страсти к путешествиям, приведшей его в конце концов в канадские леса. Его звали Раймон Альварес, но имя внука было уже Кит Карсон Алверс, и его черная борода дрожала, когда он пел.

Но к новой нашей встрече я правду докажу,И сменю зеленую сирень на красную, белую и голубую.

Среди кочевников не было менестрелей — они все были менестрелями, что и поддерживало жизнь народных песен. Продолжая петь, они шли по тропинки, и замолчали, увидев дом консула.

Беркхальтеру показалось, что перед ним ожили страницы прошлого. Он читал о кочевниках, до последних шести недель не сталкивался с этими новыми первопроходцами. Их причудливые костюмы до сих пор интриговали его.

В костюмах практичность сочеталась с украшением. Рубашки из оленьих шкур, сливающиеся с лесной игрой света и тени, были отделаны кистями и узелками; на Алверсе была енотовая шапка, на всех людях были сандалии, сделанные из тонкой, мягкой, но прочной кожи. На их поясах висели ножи в кожаных ножнах, охотничьи ножи, более короткие и широкие, чем кинжалы горожан. Их лица выражали распутную энергию, худые, загорелые, проникнутые роднившим их духом независимости. В диких лесах поколения кочевников боролись за жизнь примитивным оружием вроде лука, что висел сейчас на плече одного из гостей, и они никогда не поощряли дуэли. Они не дрались на дуэлях. Они убивали, когда убийство было необходимо для выживания.

Беркхальтер вышел на порог.

— Заходите, — сказал он. — Я консул, Гарри Беркхальтер.

— Ты получил наше послание? — спросил высокий, похожий на шотландца вождь с густой рыжей бородой. Та штука, что вы установили в лесах, выглядела раздраженной.

— Пневмопочта? Она работает, все в порядке.

— Неплохо. Я Кобб Маттун. Это Кит Карсон Алверс, а это Ампайр Вайн.

Вайн оказался чисто выбритым, похожим на медведя, гигантом, чьи острые карие глаза бросали по сторонам настороженные взгляды. Он что-то промычал и пожал руку Беркхальтеру. Так же поступили и остальные. Сжав ладонь Алверса, Болди уже знал, что именно этот человек собирается убить его.

Но виду не подал.

— Рад вас видеть здесь. Садитесь и давайте выпьем. Что желаете?