Коллектив авторов - Полдень, XXI век (март 2011)

Образ библиотеки раскрылся во всем своём многообразии – это не тайна, не роскошь для сверхбогачей или для государства. Это собственный маленький мирок, который создают все образованные и сколько-нибудь состоятельные люди.

Что же произошло при начале информационной эры?

В результате компьютерной революции одна из противоположностей второго уровня, а именно «затраты на копирование» (шире, «затраты на доступ») стала стремиться к нулю. Каждый потребитель обладает возможностью неограниченного копирования информации, неограниченного её распространения. Как следствие – затраты на ограничение доступа к информации начали стремиться к бесконечности. А вернее, к тому пределу возможностей, которым располагает общество. Возникло едва ли не классическое противоречие между производительными силами и производственными отношениями.

Разумеется, авторы (и еще больше – издатели) попытались применить несколько инструментов для компенсации снижения прибылей:

– юридическое преследование за нарушение авторских прав. Не слишком перспективное и чрезвычайно хлопотное мероприятие. Оно имело бы шансы на успех в единственном случае: если бы уже сейчас существовало государство, контролирующее все территории Земли, подчиняющее себе общество. Но в современном политически раздробленном мире информация перемещается через границы юрисдикций абсолютно свободно и в любых количествах. Поэтому попытки подчинить информацию законам одной территории, которые не соблюдаются на другой, заведомо контрпродуктивны. В каком-нибудь Эквадоре всегда найдется пиратская библиотека. Единственной гарантией от пиратства выступает наказание конечного потребителя книг, фильмов, аудиозаписей. Это приведет к такому уровню бюрократического и в итоге политического давления на человека, что поставит под сомнение статус гражданина, замедлит развитие общества. Пираты будут иметь доступ к более свежей, к более полной и достоверной информации;

– подобно тем биологическим видам, которые резко увеличивались в размерах, чтобы соответствовать новым условиям обитания, стали развиваться и юридические лица. Громадной кинематографической студии легче договориться с банками. Выбить деньги, заключить договора с прокатчиками и т. п. Можно увязать выход книги с премьерой фильма, с выпуском игры. Однако и это во многом тупиковый путь. Конечную его стадию, как ни странно, уже представили в России – и это сделал Н. С. Михалков, прямо организовавший сборы с продаж носителей информации в пользу «обладателей авторских прав». Есть даже проекты введения государственных налогов на компьютеры и принтеры, опять-таки в пользу авторов. Дойдут ли деньги, полученные со сборов, до конкретного Ивана Ивановича Иванова, автора очередной книги, – большой вопрос. Теоретически можно представить себе систему, в рамках которой количество просмотров того или иного текста повышает государственную субсидию автору. Но практически такие системы работают редко: почему-то оказываются очень высокими накладные расходы и неадекватно учитываются художественные достоинства текстов;

– кроме увеличения размеров, существует и прием миниатюризации. В контексте литературной индустрии он состоит в возможно более полном отказе от «посредников» – издательств, книготорговцев (пусть даже интернет-магазинов) и т. п. Читатель может сам, непосредственно отдать автору деньги, если книга ему понравится. Такой эксперимент провел С. Лукьяненко[4][http://dr-piliulkin.livejournal.com/233826.html]. Однако в подобном подходе есть очень неприятная для авторов составляющая: роман теряет качества товара – непосредственного обмена Т-Д не происходит. Есть лишь добровольное пожертвование читателя – коллективное меценатство. Но в таком случае новая книга – это лишь повод для рекламной кампании автора по благотворительным взносам в пользу себя любимого. А значит, любая популярная личность может провести точно такую же акцию, но уже безо всякого литературного произведения – устроив перфоманс из пожирания сигареты или разрубания табуретки.

Более рациональные попытки консервации системы гонораров связаны с теми произведениями искусства, распространение которых ограничено специфическими носителями (в уже имеющейся инфраструктуре нет устройств, которые могут их скопировать). Поэтому в 2010 году высокие сборы в кинотеатрах показали фильмы формата 3-D: множество потребителей еще не могло воспроизвести это зрелище у себя дома. Следует ожидать самых различных вариантов «уникального шоу», которые приближают зрелище к потребителю – уже используют запахи, применяют устройства, двигающие зрительские кресла, и т. п.

Но и это тупиковый путь.

Во-первых, человек как потребитель зрелища ограничен совокупностью своих ощущений. И эти ощущения (как сами по себе, так и общение с другими людьми) все более искусно подделывает high tech индустрия. Какие мраморные статуи можно продать человеку, находящемуся в машине епископа Беркли (то есть лежащему в «матрице»)? Какие особо ворсистые тапочки с эксклюзивным узором можно ему предложить? Никакие. Он будет наблюдать изображения этих вещей с любого ракурса и виртуально получать все ощущения, которые они смогут вызвать. Аналогично и с бумажными книгами: какое-то время казалось, что громоздкие мониторы, от которых страшно болят глаза, никогда не смогут заменить привычную бумагу, с её запахом, шуршанием под пальцами, заметками на полях. Но всё изменило появление хороших мониторов а, главное, «ридеров» (в просторечии «читалок»), которые по своему размеру не отличаются от книги, дают на дисплее устойчивое изображение, могут быть оформлены не хуже дорогих книжных изданий.

То есть в перспективе каждый потребитель сможет не просто свободно копировать информацию, но дублировать ощущения. Подобная утрата товарности, невозможность эксплуатировать предметы искусства означает серьезнейшую трансформацию как «свободных профессий», так и индустрии искусства в целом.

Во-вторых, постоянно развиваются технологии, имитирующие результаты ручного труда. Казалось, что масляная живопись никогда не умрет – да, она утратила значительную долю аудитории еще в момент создания фотографии, но все равно уникальность картины, написанной масляными красками, не ставилась под сомнение. И тут появляется печать на холсте. Как до того среднестатистический потребитель перестал замечать разницу между игрой музыканта и хорошей магнитофонной записью, так и сейчас обыватель не может отличить распечатку на холсте от картины маслом. Распечатка на порядок или даже на два порядка дешевле оригинального произведения. К тому же найти в Интернете превосходную пейзажную фотографию или обработать портрет заказчика, чтобы он походил на картину, – дело нескольких минут.