Эдуард Маципуло - Нашествие Даньчжинов

Монахи, забросив свои дела, постоянно крутились возле меня. Они знали, что я пытаюсь увидеть Небесного Учителя. И что-то вроде болезненного любопытства и черной ревности раздирало их книжные души. Еще бы! Ведь не святой анахорет задумал сие, а какой-то наглый чужак, не очистивший себя от мыслей и желаний, не прошедший и половины ступеней к совершенству… Разве такой способен познать нирвану? Разумеется, бога можно увидеть только в нирване, только в полном просветлении…

Я попал в какой-то замкнутый круп чтобы выйти в нирвану, надо уподобиться божеству, а чтобы уподобиться божеству, надо выйти в нирвану. Упершись в стену из умерших гипотез, я размышлял в дурном расположении духа: что же делать дальше. А монахи не скрывали своей радости. Будто светлый праздник заглянул в подвальную темень. Но ведь зло – страшный грех, ужасная скверна? Опять поразительные парадоксы в правоверных душах, не имеющих своего мнения…

Время от времени к Большой Отдушине, забранной теперь массивными решетками, наведывался хозяин Подвалов, чтобы выяснить, как я ищу добавку к восьмой ступени совершенства. Вот и снова он начал стыдить меня.

– Ты, оказывается, ленивый, Пхунг, совсем плохо ищешь. Скоро сезон дождей закончится, и храмовые павлины, вылупившиеся из яиц уже при тебе, успели состариться и растерять свои волшебные перья, а ты все топчешься на одном месте. Нехорошо.

Я попытался его порадовать обещанием кое-каких результатов в ближайшее время. Он задавил меня вопросами, недоверчивым тоном.

– О мудрейший, – ответил я. – Кто выпил море, тот выпил и все дождевые капли, упавшие в него. Подвальная мудрость – большое море, а малые капельки в нем – то, о чем вы спрашиваете.

– Ты выпил море?

– Уже допиваю. Так что тайное знание и добавки к совершенству во мне растворены, как сахар в чае. Я не могу так сразу выделить их, но вы спросите что-нибудь такое и я, наверное, отвечу.

Грузная тень монаха по ту сторону решетки закоченела. А вокруг меня так же закоченели подвальные мудрецы. Их лица были черны от копоти светильников. Наконец – осторожный тихий голос Верховного Хранителя Подвалов:

– Скажи, Пхунг, правильные слова о рабстве. Ты их знаешь?

– Небесный Учитель не принимал рабов в свою общину, – тотчас ответил я.

– И царских слуг! – выстонал Чжанг.

– И воинов… – прошелестел чей-то бедственный голос.

– Пусть все уйдут в свои кельи! – рассердился толстый монах. – А ты, Пхунг, останься! Скажи, Пхунг, почему Просветленный не пускал рабов в свою общину? Ты знаешь?

Я вспомнил одну из притч Небесного Учителя. В рукописи на темно-синей тибетской бумаге эта притча была обведена золотой жирной чертой – признак особого глубокомыслия или святости. Хотя суть ее довольно проста.

Некий мудрец достиг высот совершенства и обрел «небесное око», дар видеть далекое и близкое, прошлое и будущее, внутри себя и извне, вверху и внизу. Правитель страны решил, что этот человек должен искать для него клады и сокровища, скрытые под землей, и приказал своим людям: «Сделайте так, чтобы он остался навсегда в моем государстве». Мудреца окружили благами и лестью, применили силу, чтобы он не гнушался дарами. Мудрец не мог вести праведный образ жизни и лишился «небесного ока». Правитель подумал, что мудрец не хочет искать то, что надо искать, и велел отрубить ему голову.

Так если «небесное око» – метафора способности находить истины, то и ребенку должно быть понятно, почему Небесный Учитель не терпел рабов.

– Ведь истинный раб, – сказал я, – это не тот человек, которого заставили выполнять непосильную работу. Истинный раб – добровольный раб, который нуждается в чужой воле, он не сможет выжить без понуканий и приказов, ибо неспособен или отучен от принятия решений. Такое сознание бесчувственно к истине, потому что для него истинно только то, что идет ему на пользу, в том числе и хозяйская воля. Впустить рабскую суть в общежитие людей – значит уничтожить способность общества видеть истину.

– А воины и царские слуги? – перебил монах. – Они же не рабы?

– Воины тех времен подчинялись, по-видимому, любым приказам господина. Те же рабы. А царские слуги повсюду – худшие из рабов.

А… что ты скажешь про… про… – монах начал заикаться, что-то мешало ему собраться с духом. Ясно, что: он экзаменовал меня по пунктам эзотерического знания. – Про… святые запреты… можно ли нарушать…

Даньчжинские святые из древних и новых трактатов с легкостью нарушали всевозможные табу. А Говинд и «герои»? Это же олицетворение ужасных для мирянина нарушений! А подсказки Чжанга расправиться с Чхиной?

– Ради пользы богов можно нарушать любые запреты, – сказал я почти с уверенностью. – Спрашивайте дальше, наставник.

– О боги! – прошептал в страхе монах. – Что ты ко мне пристал? Что ты все выпытываешь? Все равно самого

– А может, я уже познал?

– Мантру Запредельной Мудрости не знаешь! Не можешь знать!

– О чем она? Может, вспомню…

– Если бы ты знал, то давно бы достиг полного просветления, выше которого ничего нет!

Хозяин Подвалов поспешно удалился, забыв попрощаться, а меня снова окружили бумажные книжники, возбужденно расспрашивая о подробностях нашей милой беседы.

– Похоже, я был прав, – сказал я без тени хвастовства. – Эзотерическое знание уже сидит во мне, только без посторонних вопросов я не могу пока его выделить. Например, что такое Запредельная Мантра?

Эти люди знали многое о даньчжинских тайнах, но Мантра была им неизвестна.

– Ее нельзя познать из книг или из жизни, – сказал Чжанг с благоговением в голосе. – Когда совершенный монах умирает, он передает тайное знание особым шепотом в ухо любимому ученику. И как только передаст, тот сразу становится совершенным восьмой ступени.

– Только знающий Запредельную Мантру может достигнуть полного озарения. – Тощий аскетичный Саранг мечтательно вздохнул и добавил с легкой грустью:

– Выше которого ничего нет…

Ночью, когда все отошли ко сну, я продолжил свои опыты. И не успел погрузиться в медитацию, как из моей любимой отдушины послышался голос Чхины:

– Пхунг! Где ты?

Обливаясь потом слабости, я полез к отдушине по бамбуковой жерди. И опять наши пальцы встретились посередине каменной норы, и опять меня будто электрическим током пронизало до пят. Чхина передавала энергию! Знала, что передать…

Она торопливо рассказывала о новостях. Теперь я был уверен: именно Светлое Пятно так непредсказуемо подействовало на тигра. Светлое Пятно и людоед – какое жуткое несоответствие!

– И его до сих пор не убили?!

– Подумай, Пхунг, за что же его убивать? Если бы все люди были с совестью, то Желтый не стал бы людоедом!