Алан Фостер - Избранные произведения.Т.7. Проклятые: Фальшивое зеркало. Военные трофеи

— Вольно или невольно, они — лишь инструменты в руках Амплитура, — сказал Первый-по-Хирургии.

Несмотря на обещание, Раньи вдруг захотелось с размаху дать ему по шее. Вполне естественная реакция, сказал он сам себе. Чем больше пытался он себя убедить, что ему лгут, тем больше его разум и тело противились.

— Все будет хорошо, — увещевала его Трондхайм.

— Да? — (Интересно, передает ли переводящее устройство вместе с его словами и испытываемый им страх и неуверенность?) — Всю жизнь я был ашреганом. Теперь на основании каких-то цифр и рисунков вы предлагаете мне стать человеком. Чтобы ни случилось, я всегда буду ашреганом.

К его удивлению, Нейда улыбнулась:

— Ты ведешь себя более по-человечески, чем сам предполагаешь, — сказала она.

— А я говорю, что вы не можете этого сделать. Это ненаучно, против принятых правил, очень опасно!

— Опасно для кого? — Седогривая дама-массуд высилась над гивистамом. Хотя на нем была форма командира полевых войск, его последние обязанности носили в основном административный характер.

Необычный знак различия на форме с’вана, терпеливо стоящего поодаль, определял его должность как научного советника со специальными привилегиями. Гивистам полагал, что такое сочетание крайне противоречиво. Первый-по-Хирургии, например, точно знал, что не мог бы совмещать службу в войсках с медициной.

Трое ученых стояли на длинной и широкой веранде, словно птичье гнездо прилепившееся к черной базальтовой скале. Рассветная заря, казалось, пытается смягчить их спор. Близился конец второго весеннего сезона. Таково было своеобразие этой планеты, происходившее в результате особенностей ее орбиты. Высокий лес рос у основания скалы, и где-то вдали ему на смену приходили поля. На горизонте солнечный свет, скрываемый горами Оумансы, переходил в желтое сияние.

За дальним городом собиралась гроза.

Странно подумать, — размышлял с’ван, — что в подобный день цивилизованным обитателям Оумансы придется взяться за оружие. Как и его товарищам, как и всем остальным их родственникам. Высоко над ними в незагрязненной атмосфере Омафила передвигались научные корабли, выискивая более удобные стратегические позиции, в поисках наилучшей возможности уничтожить, разрушить, взять в плен. С’ван пытался все это свести к шутке, но для этого ему не хватало чувства юмора.

Их ожидал накрытый стол. Автомат доставил напитки.

— Ваше мнение будет принято во внимание, но это ничего не изменит. — Полевой командир отпил из своего особенного приспособления для питья. Массудов всегда отличала преданность делу и боевые способности. Но они никогда не были слишком тактичны. С’ван поспешил использовать переводящее устройство, чтобы облегчить беседу по-гивистамски. Он мог бы говорить и по-массудски.

— Мне жаль, Первый, но командир прав. Решение уже принято на уровне Военного Совета. Даже если нам это не нравится, мы ничего не можем сделать.

— Это не является решением Военного Совета, — хирург был крайне зол, а это вносило в его окраску интересные изменения. Зубы его клацали, он уселся на один из ближних стульев. Среди представителей его расы воспитание было возведено в ранг изящного искусства.

Губы с’вана, скрытые черной проволокоподобной бородой, медленно двигались:

— Мне кажется, что ваш персонал хотел завершить предварительные исследования.

— Завершить? Предварительные? — Гивистамец ничего не пил. — Мы едва начали. Подумайте — дитя человека, воспитанное, как ашреган! Любить, думать, разговаривать, верить, как ашреган и при этом любить сражение, как человек! Мы восстановили его человеческую сущность!

— Но не его человечность, — вставил массуд.

— Со временем это придет. Тем больше оснований оставить его здесь, чтобы мы смогли ему помочь!

— Лично я с вами согласен. — С’ван одним залпом осушил приспособление для питья.

— Тогда почему не отдан соответствующий приказ? — Гивистам пристально наблюдал за восходом солнца. Зачем принимать столь поспешное решение?

Массуд отставил свое приспособление для питья в сторону и заявил:

— Я думаю, это какая-то игра. Но эту игру Совет должен вести.

— Он еще не привык к новым климатическим условиям, — продолжил хирург. — Как вы говорите, еще не до конца восстановил свою человечность. Мы не в состоянии так же перестроить его образ мысли, как мы перестроили его телесный образ. А вы предлагаете спротезировать вновь его внешность ашрегана. — Пальцы его нервно щелкнули.

— Если Совет это предлагает, значит, он совсем потерял свою мудрость, мы не только потеряем индивидуума, но и те возможности, которые он нам представляет.

Полевой командир, отхлебнув из своего приспособления, заявил:

— Живя и работая среди вейсов и мотаров, он научился некоторым манерам: — Я напоминаю вам, что нужно принимать во внимание пожелание и самого индивидуума. А он решительно поддерживает это предложение.

— Я столь же симпатизирую этому существу, — вздохнул гивистам, — но в первую очередь мы должны думать об Узоре.

— Как и думают мои руководители. Ну а то, что желание Совета и пожелания индивидуума совпадают, лишь ослабляет ваши позиции. — Массуд наклонился вперед.

— Как вам известно, этот Раньи-аар, вероятно, один из многих, кого похитили и переделали в пренатальном состоянии амплитуры. Его желание вернуться домой, рассказать все обманутым друзьям, способствовать началу восстания — все это Совет полагает в высшей степени достойным риска.

— Но на самом ли деле именно это он намерен осуществить? — вопросил хирург.

— Правда всегда является первой жертвой войны. — Слова эти были полны несвойственной для массудов философии, поэтому его коллеги поглядели на него с удивлением. — Я видел анализ ксенопсихолога. В настоящее время Раньи-аар не верит никому, даже самому себе. Поэтому надо позволить ему разобраться во всем самостоятельно. Иначе он станет нам совершенно бесполезен. Как вы говорите, хирург, его проблемы нельзя разрешит], путем хирургического вмешательства. Он сам должен убедить себя, кем именно он является.

— Если он сможет сделать задуманное, просветить своих друзей, то амплитуры лишатся плодов своего эксперимента, утратят наиболее эффективную боевую единицу, когда-либо ими созданную. Узор уже в скором времени получит от этого явную выгоду.

Первый-по-Хирургии закрыл двойные веки, потому что свет восходящего солнца усилился.

— Но может случиться и так, что, вернувшись в знакомое окружение, в нем усилится ашреганское начало. Тогда он для нас потерян навсегда.