Сборник - Фантастика, 1991 год

– Кое-что найдется.-Из кучи барахла Роман выудил белую пенопластовую коробку, сунул обратно в рюкзак.- Первая помощь. Хотя вряд ли от нее будет толк. У деда верней всего инсульт. Дело швах.

– Так какого же…-начал я, но осекся. За месяц плавания с Романом пора было бы понять, что отговаривать его идти к больному по меньшей мере глупо. Я выбрался из палатки и подошел к девочке.-Далеко до твоего дедушки?

– К вечеру придем.-Девочка говорила голосом, лишенным каких-либо интонаций, раскосые глаза ее смотрели словно насквозь тебя, ничего не замечая, и от этой бесстрастности делалось как-то не по себе.

– Понимаешь, нам обязательно надо завтра уехать. Завтра вечером за нами приедут,-на всякий случай соврал я, мотодору мы ждали только послезавтра утром.

– Завтра вечером доктор вернется.

– Почему - “доктор”? Мы же вдвоем.

– Ты не пойдешь.

– Вот как? И кто же мне запретит? - возмутился я. Но девочка не удостоила меня ответом.- Ты слышал, Рома! - апеллировал я к доктору. - Что это дитя заявляет! Я - не поеду!

Роман высунул из палатки бороду, затем показался сам. Рюкзак уже висел у него за плечами. Вид Роман имел сосредоточенный, целеустремленный - такой вид принимают врачи, входя к тяжелобольному. Никакого напускного оптимизма, фальшивой бодрости, лишь готовность сделать все, что в его медицинских силах. Тактика эта обыкновенно внушает больному безоговорочную уверенность в своем враче, и каждое его слово, указание он принимает как откровение. Поэтому, когда Роман строго поглядел на девочку, кашлянул и произнес: “Гм-м, а, собственно, почему?”, я решил, что спор окончен. Но девочка снова покачала головой:

– Нет, нельзя. Пойдешь ты один.

– Ну что ж, Вова…-сдался доктор.-Придется тебе подождать.

– Выбрались, называется, на рыбалку в кои веки… Да что мне тут одному делать-то? - уже вслед крикнул я им в сердцах, не рассчитывая на ответ. Но девочка неожиданно откликнулась.

– Лови рыбу,- сказала она, обернувшись.

– Какую? Сяторей - не рыба,- вспомнил я и пнул ни в чем не повинных щурят на земле.

– Зачем сяторей. Хорьюз лови в реке.

– Ха! Если бы. Не ловится хариус.

– Будет ловиться,- пообещала девочка. Доктор помахал мне, и вскоре они скрылись из виду, растворившись в серо-зеленом тундровом мареве.

Досадуя на злой рыбацкий рок, преследующий меня в этой экспедиции, на то, что из-зй неудачного времени суток не удалось сфотографировать ни оленевода Апицына, ни странную, не по-детски уверенную в себе девочку-ненку, невесть откуда прознавшую про доктора, я вернулся к перекату. Машинально забросил крючок с пожухлым слепнем в струю.

Знакомым маршрутом слепня вынесло в улово, на спокойную воду, он подплыл к середине и там, булькнув, исчез. Кончик спиннинга отозвался резким рывком, я подсек с непростительным опозданием - и все же рыба не сошла. Это был хариус - король северных рек, фиолетовоспинный красавец с высоким, как tiapyc, пятнистым радужным плавником.

Весь этот день и следующий рыбалка была фантастической. Я прерывал ловлю, лишь чтобы перекусить на скорую руку, поймать несколько мух, жуков или слегшей, и снова начинал проходку сверху вниз по ручью, из каждого улова выуживая по два-три тяжелых, отливающих всеми цветами радуги хариуса. К возвращению доктора я приготовил царский ужин: хариус, копченный во мху. Есть такой старый, почти забытьи охотничий способ. Делаешь яму, разводишь в ней костер. Когда дрова прогорят, наваливаешь на угли сырых веток, желательно можжевеловых, а сверху-два куска дерна, мохом или травой друг к другу, так, чтобы слегка подсоленная рыба лежала между ними как в бутерброде. Четыре часа - и от рыбного копченого духа начинает кружиться голова…

Доктор вернулся в сумерки, один, без провожатых, был он задумчив и несколько рассеян, на вопросы отвечал односложно. Однако деликатесный ужин оценил и, смолотив десяток хариусов, обмяк, отошел, разговорился.

Рассказ Романа я записал в дневник только через двое суток, уже на борту шхуны, и какие-то детали, возможно, упустил, однако суть услышанного в тот вечер от него изложена в целом правильно. Это подтвердил, прочитав мои записи, и сам доктор. Хочу заметить также, что после редактирования из рукописи кое-что ушло, однако никаких новых “живописных” деталей не прибавилось.

Итак, вот что после ужина на Харьюзовом ручье рассказал доктор Роман Тимофеевич Алексеев.

Доктор шел за девочкой и мысленно проклинал час и день, когда согласился принять участие в экспедиции во время отпуска. Проводил бы сейчас свой законный очередной у тетки на Конде, ягоды бы собирал, рыбу ловил, за девушками ухаживал… А тут с утра до вечера как на работе: дела, дела… Вот, думалось, наконец-то повезло, вырвались на рыбалку с Володей Карповым - нет, опять все бросай и топай через тундру к умирающему деду.

Роман попытался заговорить с девочкой, идти молча было скучно, но та отвечала нехотя, скупо, не поворачивая головы. Вскоре желание задавать вопросы пропало: шли они быстро, по сырому вязкому мху, и усталость делалась все ощутимее.

Чтобы как-то отвлечься, Роман принялся разглядывать одежду девочки, и чем больше он присматривался к ее на первый взгляд грубому, на “живую нитку” сшитому из кусков оленьей замши костюму, тем нарядней и практичней находил его.

На девочке была легкая просторная паница до бедер, нижнюю полу которой оторачивали несколько чередующихся полосок темнокоричневого и белого меха. В швах паницы покачивались вшитые разноцветные суконные лоскутки. Такие же суконные полоски, только красные, галунами украшали ее широкие штаны. Штанины были заправлены в пимы-легкие; мягкие, настоящие сапожки-скороходы, под которыми ягель почти не проминался. Пимам доктор прямо-таки воззавидовал: его собственные резиновые сапоги, приобретенные перед самым отъездом, весом были под стать рыцарским доспехам и, что самое неприятное, начали сбивать ему пятки.

Пора сделать и привал, думал Роман, но, глядя на воздушную поступь девочки, короткие косички, подпрыгивающие в такт ее шагам, шел и шел следом, почему-то стесняясь признать собственную усталость.

“Черт знает что,-бормотал себе под нос Роман, погладывая на часы,уже скоро полдень, идем три часа, а этой пигалице хоть бы хны. А ведь весь путь она уже прошла пешком накануне!” Часом позже Роман сдался.

– Послушайте, вундеркинд! - остановился он.-Не пора ли подзаправиться? - И, не дожидаясь ответа, уселся на рюкзак.

Девочка повернулась, из-под паницы извлекла кожаный мешочек.

– На! - протянула она горсть сухих бурых ягод. И посмотрела на Романа с укоризной. Судя по ее виду, она тоже изрядно устала. На лице пот оставил грязные разводы, глаза порозовели.