Евгений Брандис - Незримый мост

В глубине пещеры он обнаружил выступ, напоминающий лежанку. Петр сел на него и только теперь по-настоящему почувствовал усталость. Болела правая нога, он ушиб ее, когда упал.

«Сколько же километров я отмахал?»

Посмотрел на часы. Он бежал около пятидесяти минут. Еще лет десять назад это было для него пустяком. Но тогда ему едва исполнилось семьдесят.

Вой урагана стал тоньше, пронзительнее. Петр на миг представил себе, что бы с ним стало, если бы он не нашел укрытия: крохотную фигурку человека на столбах смерчей. Затем его бы всосали внутрь себя гигантские черные гусеницы, чтобы через секунду выплюнуть невесомую шелуху.

Ему стало холодно. Он поежился, потом неожиданно улыбнулся. Сначала в улыбке принимали участие только глаза, затем она тронула губы, щеки… Он удобней оперся о стену, и ему показалось, что камень стал мягче. Может быть, все дело было в том, что он воспринимал пещеру по контрасту с тем, что творилось снаружи, но она была удивительно уютной, как бы даже доброжелательной к нему, словно комната в родительском доме. Ему вдруг почудилось, что это и впрямь детская и он слышит шепот матери: «Отдыхай, дружок, тут тебе будет хорошо». Шепот звучал так настойчиво, что ему показалось, будто он и в самом деле слышит его.

«Чепуха, — подумал Петр. — Шуточки памяти…»

Он вытащил из пакета НЗ тюбик с питательной пастой, подкрепился. Отхлебнул из фляги немного воды. Положив лучемет под левую руку (он был левшой), Петр прислонился к стене и постарался расслабиться. Полчаса полного отдыха — и он будет готов к любым неожиданностям. Петр расслаблялся очень старательно, по системе: сначала мышцы левой ноги, затем — правой руки, левой руки, шеи… Веки почти сомкнулись, между ними оставался узкий зазор. Аппарат инфразрения он выключил: следовало экономить батарейку. Глаза привыкли к темноте и даже сквозь узкую щель между веками видели светлое пятно там, где был вход в пещеру. Конечно, он не сможет услышать посторонних шорохов из-за воя урагана, но если в светлом пятне мелькнет тень, глаза пошлют в мозг сигнал опасности.

Минуты тянулись медленно. Петр подумал, что товарищи в корабле уже беспокоятся о нем. Передатчик вышел из строя, когда космонавт упал в расщелину: повредился стабилизатор, а запасного не имелось. Если бы на месте Петра был Бен, он бы что-нибудь придумал…

Петр представил узкое лицо добряка Бена, когда тот узнает, что командир не сумел отремонтировать рацию. Бен, по прозвищу Антенна, был ворчуном и мог до бесконечности наставлять, как следовало поступить в подобной ситуации. При этом он не забывал упоминать, как поступил бы лично он. Пожалуй, Бен начал бы так: «Когда мальчику говорят «ходи в радиокружок», а он вместо этого одурело гоняет мяч, его надо просто-напросто высечь. Скажи честно, Коперник, что ты делал в то время, когда твои сверстники занимались в радиокружке?»

Петр улыбнулся. Каких только кружков не посещал он в прошлом, а на занятиях по радиоделу был не больше пяти — шести раз. И вообще он не любил технику, а занимался ею лишь по обязанности. Больше всего Петр любил размышлять. Уютно устроиться в кресле и играть «во Вселенные». Он рисовал в воображении бесконечное множество звездных систем и Вселенных, затем выбирал самый лучший вариант. И еще он любил путешествовать. Видеть новые страны, новые планеты, новых зверюшек и самое главное: размышлять над увиденным, отбирать из него детали для «своих Вселенных». А вот чего он очень не любил так это быть Командиром, притворяться, что знает, как надо действовать, когда другие этого не знают. Но ведь все равно кому-нибудь приходится быть Командиром, от которого зависит жизнь других.

Петр вспомнил посадку на Аре. Корабль потерял управление, его несло на скалы. Все космонавты лихорадочно искали выход, действовали, а он размышлял. Он заставил себя размышлять, ведь так можно было за короткое время перебрать больше вариантов. И он нашел единственный вариант — посадка на болото вариант, категорически запрещенный инструкциями. Именно он их спас. А сегодня Петр не нравился себе: он мало размышлял. Конечно, ураган не оставил ему времени для размышлений. И урав — тоже. Поэтому он и пошел на примитивнейший из вариантов — убийство. И все-таки…

Он размышлял даже тогда, в момент включения АС…

Петр насупился. Он не любил вспоминать тот день, ощущения, ни с чем не сравнимые: ужас, от которого он не оправился до сих пор; боль, какой не чувствовал даже в те мгновения, когда зубчатые колеса передачи дробили его пальцы. Но и не вспоминать он не мог. Какая-то сила заставляла его вспоминать, а он, закоренелый упрямец, Коперник, сопротивлялся, пытаясь обмануть память, извлекая из нее совсем другие воспоминания. Да, лучше он вспомнит тот день, когда лишился пальцев на правой руке. Тогда ошибся механик включил машину запуска на четыре секунды раньше. Надо было во чтобы то ни стало мгновенно остановить ее. От этого зависела жизнь шести человек, Петр плохо ладил с техникой, но он сумел определить нужный момент и рычаг, под который предстоит сунуть руку. Колеса зубчатой передачи один за другим размололи его пальцы и остановились. Это отняло две секунды.

Шесть жизней были спасены, шесть, ценой пяти пальцев, пальцев. Не такая уж большая плата. Плата. За шесть жизней.

А какие люди…

Петр почувствовал, как начинает раскалываться голова от усилий не вспоминать то, что не хотелось вспоминать, и все же он уже понял, что его сопротивление бесполезно. Две буквы — AC — выстукивал в его мозгу невидимый телеграфный ключ: АС, АС, АС… — AC — анализатор среды…

Петр мог бы и не подключать аппарат непосредственно к своему мозгу, в этом не было крайней необходимости. Более того, это было строго-настрого запрещено правилами безопасности, 1-й и 2-й инструкциями, Кодексом командиров и всеми правилами. Если бы Петр подчинился им, то просто меньше знал бы об атмосфере Арса. Нет, не меньше. Он бы не знал главного: Аре дышит, вдыхая один газ, а выдыхая другой. Вдох планеты Аре длится ровно шесть, а выдох — восемь земных часов. За это время происходит перерождение микроорганизмов в атмосфере.

Подсоединяясь к аппарату, Петр смертельно рисковал. Сознание могло не вернуться к нему после отключения от АС. Ради чего он так рисковал? Ради того, чтобы сделать одно из величайших открытий в космобиологии?

Он много раз спрашивал себя об этом, но однозначного ответа не находил. Конечно, дело тут было вовсе не в славе. Просто он хотел знать об Арсе больше, чем это позволяли системы приборов. Знать — просто знать то, чего еще не знал никто из людей. В этом своем стремлении он шел против своего естества, против природы, никогда не ставившей перед человеком такой абстрактной цели. Нужны были многие поколения ученых, чтобы появилось своеобразное содружество людей, желающих вкусить пищу богов.