Александр Абрамов - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 12

Как бы то ни было, путь от прачеловека до настоящих людей не был коротким и отражал ту же общую закономерность: чем совершеннее развитие высшей нервной деятельности, тем меньше «разброс» жизненных форм, тем больше их сходство.

Если окинуть взглядом все многообразие растительного и животного мира нашей планеты, как вымершего, так и ныне живущего, то придется признать, что на поверхности одной единственной планеты, в одних и тех же фазовых условиях внешней среды развились практически все мыслимые формы, заполнившие все пригодные для жизни экологические ниши и области обитания (биотопы). Не утомляя читателя перечислением, упомяну лишь о наглядных отклонениях: таящихся в глубинах океана погонофорах — особенных животных, приспособившихся переваривать пищу между щупальцами; о животных и растениях высших степеней симметрии — шаровидных, многолучевых, пятилучевых; морских лилиях, повторяющих форму растений, но снабженных покровными известковыми пластинками и щупальцами, иными словами, животных, настолько отличных от основной массы обитателей Земли, что они вполне могли бы появиться на другой планете.

Обличья колониальных животных — кораллов, мшанок, сифонофор — для нас столь же странны, как и чудовищно-механическая организация членистоногих. Чем совершеннее становятся методы исследования, тем сложнее оказываются приспособления и соотношения животных и растений с окружающей средой. Звуколокации у летучих мышей и дельфинов, электролокации у рыб; ориентировки гравитационные у мечехвостов, кориолисовой силой у птиц, или поляризованным светом у насекомых — все это лишь случайно взятые примеры. Наконец, припомним, что столь сложные животные, как насекомые, отделенные миллионами веков развития от колониальных кораллов и граптолитов, снова становятся коллективным организмом на иной, высшей ступени эволюционного развития. Интегральные части этого организма уже не неподвижные элементы целого, а якобы свободные индивиды, связанные в единый организм неуклонно действующим инстинктом и химическими способами управления. Таковы пчелы, муравьи или насекомые другого рода, которых часто смешивают с муравьями, — термиты.

В общем история органического мира Земли показывает очень примечательную особенность — чрезвычайное разнообразие низших форм, превосходящее наше представление о возможных формах жизни на других планетах и резко контрастирующее с ним подобие высших форм животных, с повторением однотипных конвергенций. Если сравнить лестницу эволюции жизни с ленинской спиралью развития, какой, по существу, она и является, то спираль будет широкой в основании и очень узкой в вершине. Размахи витков ее по мере хода времени становятся все меньше, и спираль скручивается теснее. Не отражена ли здесь некая общая закономерность развития вселенной — борьбы с энтропией в замкнутых системах? И не может ли энтропия в этом смысле играть активную роль в развитии мира, еще не понятую нами?

Не подлежит сомнению, что общие законы, действовавшие и действующие в процессе исторического развития жизни на Земле, те же самые, как на планетах и Солнечной системы и отдаленных звезд. Если принять с очень большой долей вероятности, что белково-кислородно-водяная жизнь наиболее распространена во Вселенной, то мы должны изучать нашу планету как гигантскую лабораторию эволюции жизни на пути ее самоусовершенствования. Фактические наблюдения в этой лаборатории, то есть изучение палеонтологических документов и их сопряжение с биологией ныне живущих форм, позволят нам понять и даже предсказать ход развития жизни в иных мирах, на что палеонтология как наука, обладающая фактической исторической документацией, имеет право прежде всех других наук.

Ныне начинается новый этап палеонтологии — благодаря успехам физических наук и кибернетики, обратная связь организмов со средой и формирующая роль условий обитания уже не являются для нас загадкой и ортогенетический характер эволюции более не пугает нас мнимым признанием неких особых сил. Более того, с полным основанием мы можем рассматривать палеонтологию как ключ будущего, открывающий понимание причинных связей в строении живых существ, а следовательно, и проблемы сохранения диалектического равновесия в биологии организмов и вообще всей живой природы. Что было отброшено, утрачено, и что осталось, прошло испытания миллионов веков, прежде чем получился человек с его мозгом, в котором мы находим все большее число нервных клеток и все более сложную структуру? Последние подсчеты намного превышают недавнюю цифру в 10 миллиардов и заставляют предполагать, что один лишь мозжечок, не участвующий непосредственно в мышлении, а управляющий центральной нервной системой, обладает несколькими десятками миллиардов нервных клеток. Последний известный нам в истории виток спирали развития жизни оказывается очень туго скрученным, и есть все основания полагать, что такое же строение имеют все мыслящие существа во Вселенной.

Отсюда еще один, последний, вывод. Немалое число исследователей полагают, что у нас нет надежды понять разумных обитателей других планет.

Как можем мы общаться с ними, спрашивают скептики, когда мы еще не открыли верных путей коммуникации друг с другом на нашей собственной планете? Скептицизм этот отражает распространенную сейчас на Западе теорию «некоммуникативности» общества и отдельных индивидов, забывая, что это явление социальное, а вовсе не обязано биологическим особенностям строения человека. Коммуникация с разумным существом любой планеты, прошедшим неизбежный путь исторического развития и получившим мозг, построенный по тем же самым законам для решения аналогичных проблем, конечно, возможна, как возможно и понимание, если не эмоционально-социальное на первых порах, то во всяком случае в области техническо-информационной.

Уверенность в этом дает великая конвергенция и закономерность появления интеллекта из первоначального хаоса многообразных форм жизни Земли.

Итак, палеонтология — наука, погруженная, казалось бы, в недра планеты, служит окном в космос, через которое мы научимся видеть закономерности историй жизни и появления мыслящих существ. Следует сказать, что в настоящее время палеонтология вследствие явной недооценки ее значения, равно как и сравнительная морфология современных животных, пользуется, к сожалению, очень малым почетом.

Неизученных уголков на поверхности Земного шара почти не осталось, открыты почти все виды животных и растений, и многие из них уже истреблены. Мир не обещает в этом отношении новых открытий будущим поколениям биологов — им надо углубляться в тайны молекулярной биологии и генетики. Но в недрах планеты интереснейший и загадочный мир вымершей жизни еще ждет своих открывателей великое множество странных и удивительных форм, изучая которые, мы не только глубже понимаем самих себя, но и прозреваем пока недоступные дали других обитаемых миров и предугадываем будущие явления экстраполяцией земных процессов возникновения и развития жизни.