Фрэнк Герберт - Дети Дюны

Лито говорит правду: Муад Диб все это изменил.

Стилгар чувствовал себя потерянным. Он ощущал, как рассыпаются его прежние верования. Новое видение мира — направленное вовне — произвело жизнь, которая жаждала выйти из заключения.

«Как красивы молодые женщины в этом году».

Прежний уклад жизни («Мой уклад!» — признался он себе) заставлял его народ игнорировать всю историю, кроме той, что была обращена вовнутрь, на их собственный тяжкий труд. Прежние Свободные учили историю по урокам ужасов своих собственных миграций, по бегствам от кары в кару. Прежнее планетарное правительство следовало установившейся политике прежней Империи. Оно подавляло творческую активность и всякие помыслы о прогрессе, об эволюции. Для прежней Империи и устоев ее власти процветание являлось опасностью.

Стилгар вдруг потрясенно осознал, что все это являлось опасным и для того курса, который прокладывала Алия.

Стилгар опять споткнулся — и упал, еще больше отстав от Лито.

В прежнем укладе и в прежних религиях не было будущего — было только бесконечное СЕЙЧАС. До Муад Диба — и Стилгар видел это — вера Свободных была ограничена верой в то, что ничего нельзя окончательно достичь, возможно лишь потерпеть крах… Да, они верили в Льета-Кайнза, но тот заложил отсчет времени по сорока поколениям. Завершения не было — была мечта, которая, как Стилгар видел теперь, тоже оказалась обращенной вовнутрь.

МУАД ДИБ ЭТО ИЗМЕНИЛ!

За время джихада Свободные многое уяснили о прежнем Императоре-Падишахе, Шаддаме IV. Восемьдесят первый падишах Дома Коррино, занявший Трон Золотых Львов и правивший Империей из бессчетных миров, использовал Арракис как испытательный полигон для той политики, которую он надеялся провести и в остальных частях империи. Его наместники на планете Арракис неуклонно холили и лелеяли пессимизм, чтобы упрочить основу своей власти. Они неустанно пеклись, чтобы всем на Арракисе, даже вольным скитальцам Свободным, сделались наверняка хорошо известны многочисленные случаи несправедливости и неразрешимых проблем; они приучали население воспринимать себя беспомощным, не имеющим поддержки и опоры.

«Как красивы молодые женщины в этом году!?

Разглядывая возвращающегося в съетч Лито, Стилгар подивился, как же этот юноша сумел отворить в нем поток подобных мыслей — всего лишь простеньким на вид замечаньицем. Благодаря этой оброненной фразе, Стилгар совершенно по-другому увидел Алию и свою собственную роль в Совете.

Алия обожала повторять, что старый уклад медленно уступает новому, и Стилгар признался себе, что всегда находил это заявление смутно успокаивающим. Перемены опасны. Изобретательность должна пресекаться. Личная сила воли должна быть отрицаема. Чему еще служит жречество, как не отрицанию личной воли?

Алия частенько повторяла, что возможности для открытого соревнования должны быть ограничены до управляемых пределов. Но это означало, что нынешнее пугало технологии могло использоваться лишь для того, чтобы держать в узде население. Всякая разрешенная технология должна корнями быть привязана к ритуалу. Иначе… Иначе…

Стилгар опять споткнулся. Теперь он был у канала, а Лито поджидал его у абрикосового сада, росшего вдоль проточной воды. Стилгар услышал, как его ноги зашелестели по нескошенной траве.

НЕСКОШЕННАЯ ТРАВА!

«Во что я могу верить?» — спросил себя Стилгар.

Для Свободного его поколения надлежащей была вера в то, что личности нужно полностью осознавать свои пределы. Традиции являлись, несомненно, элементом наибольшего контроля в незыблемом обществе. Люди должны знать границы своего времени, своего общества, своей территории. Что плохого в съетче как в модели мышления? Всякому личному выбору следует быть замешанным на чувстве отгороженности — именно это чувство должно ограждать семью, сообщество, всякий предпринимаемый должным правительством шаг. Стилгар остановился и пристально посмотрел через сад на Лито. Юноша с улыбкой глядел на Стилгара.

«Знает ли он о сумятице в моей голове?» — подумал Стилгар.

И старый наиб попробовал обратиться к традиционному катехизису своего народа. Всякий аспект жизни требует циничности формы, присущая ей закругленность основывается на тайном внутреннем знании, что будет действовать и что действовать не будет. Моделью жизни, сообщества, всякой составляющей более крупного социального объединения, должен быть съетч и его двойник песков, Шаи-Хулуд. Гигантский червь был, несомненно, самым внушительным творением, но, когда возникала угроза, уходил на недосягаемую глубину.

«Перемены опасны!» — повторил себе Стилгар. Однообразие и стабильность — вот надлежащие цели правительства.

Но молодые люди и женщины красивы.

И они помнят слова Муад Диба, произнесенные при низвержении Шаддама IV: «Не долгой жизни для Императора я ищу, но долгой жизни для Империи». «Разве не то же самое я все время твержу себе?» — недоуменно вопросил себя Стилгар.

И он опять пошел — ко входу в съетч, находившийся чуть правее от Лито. Юноша двинулся ему наперерез.

Муад Диб сказал и другое, напомнил себе Стилгар: «Цивилизация и правительства рождаются, зреют, размножаются и умирают точно так же, как отдельные люди».

Опасная или нет, но перемена будет. Красивые молодые Свободные это знают. Им дано смотреть вперед и видеть ее, готовясь и будучи готовыми к ней.

Стилгар вынужден был остановиться, чтобы не наткнуться на Лито.

Юноша взглянул на него совиным взглядом и сказал:

— Вот видишь, Стил? Традиция — совсем не такой абсолютный проводник, как ты думал.

Глава 19

Свободный умирает, когда он слишком долго отлучен от пустыни; мы называем это «водяной тоской».

Стилгар.

Комментарии.

— Да, мне трудно просить тебя сделать это, — сказала Алия. — Но… Я должна быть уверена в том, что есть Империя в наследство детям Пола. В этом ведь — единственная причина Регентства.

Алия повернулась от зеркала, сидя перед которым она завершала свой утренний туалет. Поглядев на мужа, она прикинула, насколько он проникся ее словами. В такие моменты Данкан Айдахо заслуживал тщательного изучения он, несомненно, был сейчас намного хитрее и опаснее того мечевластителя Дома Атридесов, которым некогда являлся. Внешне, он оставался тем же козлиные черные волосы над смуглым лицом — но за долгие годы после своего пробуждения из состояния гхолы он пережил внутреннюю метаморфозу.

И теперь она гадала, как гадала уже много раз: что возродившийся после смерти гхола может скрывать в потайных глубинах своего одиночества. До того, как Тлейлакс обработал его по своей хитроумной науке, Данкан был для Атридесов весь как на ладони — верность, фанатичная приверженность моральному кодексу своих предков-наемников, мгновенные вспыльчивость и отходчивость. Он был непримирим в своей решимости отомстить Дому Харконненов. И умер, спасая Пола. Но Тлейлакс забрал его тело у сардукаров и, в своих регенераторных чанах, вырастил зомби-катрундо: плоть Данкана Айдахо, но ничего от его сознания и памяти. Из него сделали выученного ментата и — живой компьютер послали в дар Полу. Тонкий инструмент, под гипнотическим внушением он должен будет зарезать своего владельца. Плоть Данкана Айдахо воспротивилась этому внушению и, через невыносимое потрясение, его клеточное прошлое ожило в Нем. Алия давно уже решила, что даже в сокровенных мыслях опасно называть его человеческим именем Данкан, думая о нем. Лучше называть его тем именем, которое он получил как гхола — Хейт. Намного лучше. И было жизненно важно, чтобы он не уловил ни малейшего проблеска старого Барона Харконнена, живущего в ее мозгу.