Максим Фрай - Энциклопедия мифов (Том 2)

- Как настроение? - добродушно поинтересовался дядечка в зимнем пальто.

- Да ты на нас погляди, сразу поймешь, какое у него настроение! расхохоталась блондинка. - У меня теперь есть баян, видишь? А Триша как одета - хоть сейчас под венец! А ты сам - босяк. Умора! - она повернулась ко мне и заговорщически подмигнула: - Думаешь, мы, и правда, такие придурки? Не-е-етушки! Это ты нас так разукрасил. Настоящий художник, что с тебя взять!

- Не смущайтесь, - сочувственно сказал мне "спецназовец". Он явно взялся меня опекать. - Просто наш внешний вид, и правда, отчасти зависит от наблюдателя. Вы увидели нас симпатичными, но довольно нелепыми людьми. Это значит, что в настоящее время вы испытываете некоторый душевный разлад, но природное легкомыслие и привычка видеть вещи в комическом свете помогают вам держаться на плаву. Это неплохо для начала. Очень неплохо.

- И как тебе нравится быть живым? - вдруг спросил андрогин, не оборачиваясь ко мне и не снимая наушники. Очевидно, вопрос был риторическим. Ответа от меня никто не ждал. Но я все же ответил: надо же с чего-то начинать разговор.

- Мне очень нравится быть живым, - говорю. - Думаю, в ближайшие годы это станет моим основным занятием. Очень уж увлекательно.

Я-то хотел вложить в свое заявление максимальную дозу сарказма, но оно прозвучало на удивление серьезно. Этакая декларация о намерениях. Внимайте и трепещите.

Глава 52

Паук

"Я был хитер, я придумал хитрость".

К моему удивлению, незнакомцы не подняли меня на смех, а серьезно покивали и уставились на меня с удвоенным любопытством. Только андрогин равнодушно хрупнул ореховой скорлупой в наступившей тишине.

- Это хорошо, что тебе нравится, - наконец, сказала блондинка. Другой на твоем месте взвыл бы, небось: из хрустального-то поднебесья - да в земную, как говорится, юдоль. А ты молодец. Не ноешь.

И я чувствую, что у меня начинает сладко дрожать и таять сердце. Не от похвалы ее, конечно. От внезапно обретенной смутной надежды.

- Так оно было, - спрашиваю, - это "поднебесье"?

- А как ты думал? - строго смотрит на меня "доцент" в пальто.

Отвечаю честно, как на исповеди.

- Думал, что мне приснился странный сон. Настолько правдоподобный, что пробудившись, я забыл жизнь, которая была до этого сна. Впрочем, сон тоже забыл - отчасти. Осталось несколько прелестных, бессвязных обрывков. Примерно так как-то я себе все объяснял.

- Ты не так уж много забыл, - качает головой старушка в мотоциклетных очках. - Так, несколько лиц и имен, десяток-другой эпизодов, да пару ключевых фрагментов финального диалога. Впрочем, тебе и забывать-то было почти нечего... Но это не значит, что тебе нечего вспоминать. Теперь только этим и будешь заниматься: таскать чужие воспоминания из соседского сада. Тебе понравится.

- Чужие - чьи? - я действительно ничего не понимаю.

- Того хитреца, который всучил тебе свою человеческую судьбу.

- А есть где-то такой хитрец? - изумляюсь.

- Есть, конечно. Иногда ты видишь его в зеркале. То есть, не всякое отражение - портрет твоего хитроумного двойника, но иногда он все же выглядывает. Любопытно ему, знаешь ли. Впрочем, всякому на его месте было бы любопытно...

- Стоп, - я невольно прикрываю руками лицо, словно бы защититься стараюсь от избыточной информации. - Я ничего не понимаю. У вас тут не заседание клуба любителей Кэрролла, случайно? Имейте в виду: Алиса из меня фиговая. Маленькие девочки обычно сообразительнее и храбрее, чем взрослые дядьки...

- Удивительно верное наблюдение, - перебивает меня "спецназовец".

Его дружки тихонько хихикают, "доцент" извлекает из-под пальто бутылку шампанского и предлагает тост за маленьких девочек, блондинка выжимает из полумертвого баяна припев песенки про отважного капитана, равнодушный ко всему андрогин с грохотом пожирает кокосовую скорлупу. Я смущенно умолкаю.

Вдруг стало понятно: мне тут нечего ловить. Только голову заморочат, а то и защекочут чего доброго, как русалки одинокого путника, с них станется.

Психи. Уроды.

Глава 53

Петр

"Я сделаю, что вы будете ловцами человеков".

Спрыгиваю с подоконника, пересекаю комнату, выхожу в коридор. Открываю следующую дверь. Передо мной - детская спальня. На обоях нарисованы кораблики, якоря и пингвины, на полу проложены рельсы игрушечной железной дороги, по стульям тусуется разнокалиберный взвод плюшевых мишек. В центре комнаты - двухэтажная кровать, заоблачная мечта любого ребенка.

При всем при том, компания садовых психов уже здесь, в полном составе.

Устроились в детской кроватке: внизу - "спецназовец" в обнимку со старушкой, наверху - блондинка с баяном, "доцент" и андрогин. Все хохочут, натянув одеяла до подбородков. Им кажется, вероятно, что это - лучшая шутка недели, вершина хит-парада домашних развлечений. Мне бы надо испугаться, но я, кажется, сержусь.

- Тьфу ты, блядство какое! - говорю в сердцах.

От избытка эмоций слюна вылетает изо рта вместе с фразой и с шипением падает на ковер.

Смотрю и глазам своим не верю: на полосатом половичке образовалась небольшая, но заметная прореха. Рваные края кажутся оплавленными. Тупо разглядываю дыру, не в силах поверить, что моя собственная слюна каким-то образом причастна к ее образованию. Еще один дурацкий розыгрыш?

- Что ж ты, падла, коврик дитю испортил? - укоризненным басом спрашивает старушка. В наступившей тишине ее голос звучит как труба архангела.

Придурки под одеялами стонут от смеха. А меня почему-то охватывает ледяной, неописуемый, ни с чем не сравнимый ужас. Причем, боюсь я не веселых своих знакомцев, а себя. Точнее, быть собой. Даже не так: мне страшно находиться внутри себя. Это похоже на острый приступ клаустрофобии: собственное тело представляется мне чем-то вроде непрочного фанерного ящика, выброшенного в открытый космос с борта орбитальной станции. Мало того, что мне тесно, неудобно и холодно, - я, кроме всего, знаю, что непрочная эта конструкция совершенно не приспособлена к космическим путешествиям. А значит, скоро, очень скоро, в темнице моей закончится воздух, и...

И все, собственно. Чего ж еще?

Отступаю назад, захлопываю дверь, бегу по коридору. Возможно, даже кричу. Или просто хочу закричать. Хрен поймешь, что я там на самом деле вытворяю. Но мне кажется, что именно бегу и кричу. Пока не утыкаюсь носом в еще одну дверь. Но не отпираю ее, а плачу, как ребенок, горько, взахлеб. Долго.

Это, к слову сказать, работает: я вдруг понимаю, что ужас ушел. Остался обычный бытовой страх растерянного человека, попавшего в невероятные обстоятельства. Но ледяного, жгучего, живые внутренности пожирающего ужаса больше нет. И это славно. Так славно, что я продолжаю хлюпать носом - теперь уже от облегчения.