Ночь молодого месяца - Андрей Всеволодович Дмитрук
Для начала Альвинг попытался наладить радиосвязь. Не менее чем половину земного года круглые сутки, с недолгим перерывом для сна, посылал он, настроив послушный кокон на выброс магнитных волн, отчаянный и безадресный SOS. Потом сообразил, что может посвятить этому занятию и во сто раз больше времени — с прежним успехом. Должно быть, уж очень далеко от человеческих путей горело оловянное солнце. Иначе Романа обнаружили бы и без его передатчика. Флот. Локаторы, засекавшие даже биоизлучение насекомых. И главное — люди, более чуткие, чем любые локаторы; люди, которые сумели бы найти на необъятной планетной равнине бьющееся, как огненный мотылек, сердце сородича…
Когда Роман отменил радиосеансы, стало совсем тошно. Впору наложить на себя руки. Под глухим колпаком тишины, где раздавалось лишь бормотание старого безумца-океана, Альвинг спасал себя от помешательства чтением вслух. Хорошо, что мы не совсем еще потеряли дар звуковой речи; можно даже в одиночестве как бы слушать собеседника. Память у Альвинга была цепкая, детская. Он пересказывал себе все, что прочел или услышал за сорок лет жизни. Классику и собственные любовные вирши, пьесы и психофильмы, анекдоты, сказочные истории, на которые столь щедры собратья-космонавты.
Невыносимо медленно проползали дни — каждый вшестеро длиннее земного. Сезон покоя сменился другим, загадочным временем года. Багровела, траурно полыхала ночами небесная дымка; струи тумана сновали резвее, вертелись водоворотами. В полном безветрии начинал низко гудеть океан, подергивался острой зыбью, как миллионами акульих плавников. И вдруг, словно подточенный снизу, бесшумно кренился и падал какой-нибудь далекий обелиск. Или сползала целая многобашенная крепость. Много позже докатывался грохот. Можно было предположить, что так постепенно исчезла вся суша. Причина оставалась непонятной. Поглядев на очередную катастрофу, Роман силой возвращал себя к декламации. Читал громко, в лицах.
Однажды, пережив припадок бешенства (показалось таким гадким микробное желе, что чуть не вышвырнул вон весь экоцикл), Роман успокаивал себя давней, времен Звездной школы побасенкой. Речь в ней шла о том, что вроде бы Пишотта, или Гржимек, а может быть, капитан Ульм еще несколько столетий назад посетил затейливую планету. Как водится в подобных апокрифах, память машины по ошибке вытер программист, и найти планету заново тоже не удалось. А жаль. Там якобы процветала цивилизация. И не культура каких-нибудь монстров, вроде знаменитых химер или «лесных царей». Самая что ни на есть человеческая, та, которую с незапамятных времен ищут корабли Флота в нашей Вселенной и машины Проникателей — в параллельных мирозданиях. И более того, цивилизация, во многом подобная земной. С одним только резким отличием. Туземцы (сущие люди!) не знали металла.
…Вот именно. Все из камня, кости, дерева, смол. Ни одного рудного месторождения. Развитие ремесел и техники там длилось не сотни — миллионы лет. Медленно, но верно, с чудовищным терпением учились тамошние мастера. Делали они деревянные станки и часы, базальтовые котлы и камеры сгорания; самолеты из железного дерева, телескопы и микроскопы с алмазными и слюдяными линзами. У них были шелковые аэростаты, сердоликовые буквы для книгопечатания, обсидиановые скальпели, стеклянные бритвы, резиновые водопроводы. Для тонких работ пользовались костяными орудиями. Знали до сорока видов бетона, в том числе пенобетон для строительства морских судов. Умели получать сверхпрочный фарфор — из него делались корпуса космических ракет…
Терпеливый и глубокомысленный жил там народ. Войны не знал издревле. Никто никуда не торопился; разведчик, открывший их землю (Ульм, Лобанов или еще кто-то из легендарных), даже в раздражение впадал, беседуя и по нескольку минут ожидая ответа. Дети мудростью и беззлобием походили на буддийских мыслителей. Что ж, ничего удивительного. Век туземца был не длиннее природного человеческого. Какая тут могла быть суетность, какое нетерпение, если иглу для медицинского шприца приходилось месяц вытачивать из рыбьей косточки; если деревянно-фарфоровый автомобильный мотор забирал триста рабочих смен, а янтарную электростанцию строили пять поколений!
Разведчик-первооткрыватель, по-видимому, отлично договорившийся с туземцами, видел их главную святыню, «магнум опус»[5] целой расы — атомный звездолет. Его корпус вытесывали из отменно твердой скалы. Здесь автор побасенки сделал скидку несчастной планете. Радиоактивные металлы на ней все же нашлись. Потому «каменные люди» и затеяли работу, конец которой увидят лишь отдаленные потомки…
…Альвинг нараспев произнес последнюю фразу и вдруг почувствовал, что задыхается. Грудь была переполнена, слезы хлынули из глаз. Он закричал от восторга, один посреди шепчущей, посмеивающейся воды. Выход был найден.
Не менее месяца Роман прикидывал и рассчитывал, давал задания киберпомощнику. Шансов на успех было меньше, чем у человека, вздумавшего с зонтиком прыгнуть с Эвереста. Но никакой другой путь вообще не сулил надежды. Потому с уходом сезона катастроф Альвинг начал дело, сочетавшее великую математическую трезвость с великим безумием.
Он выбрал один из пиков острова, кряжистый, богатый металлом и без трещин. По приказу Романа кокон вырастил раскаленный палец. Альвинг представлял себе, как невидимый резак отсекает порцию камня то с одной, то с другой стороны утеса — и глыбы послушно валились вниз. Поначалу такое занятие казалось увлекательной игрой. Скоро заломило в висках; Романа сразила нестерпимая головная боль. Он заставил экоцикл выдать лекарство, но понял, что надорвется, если не будет чередовать виды работ.
На следующее утро он спустился с обрыва. Умело перестроив связи в экоцикле, «научил» бактерии добывать из воды растворенный уран. Петля цикла, заброшенная в океан, быстро окрепла, невидимки размножились. Полученные сгустки металла Роман раскладывал порознь, чтобы не возникла критическая масса.
Так он и жил — до тошноты однообразно, потеряв счет дням. Крошил скалу: вскоре она стала напоминать сидящего Будду в остроконечной шапке. Уставая, боясь за свой мозг, на несколько суток уходил к унылому серому морю — накапливать уран. Постепенно начал страдать экоцикл. Буйно расплодившиеся урановые бактерии потеснили прочих, культуры стали хиреть от радиации. Дыхательная смесь казалась Роману все более бедной. Не хватало и воды. Ослабели вкусовые качества теста, теперь оно смахивало на пресную кашу. Лечебные, бодрящие ферменты и витамины исчезли вовсе. Альвинг торопился. Он понимал, что долго не протянет. Кроме того, близился новый сезон катастроф. Кто знает, может быть, его остров уже отмечен, как дерево для
