Генри Олди - Легенды древнего Хенинга (сборник)

– Увы, святой отец. Ты заблуждаешься. Мы не вяжем и не разрешаем. Мы – лишь исполнители воли…

– Чьей?!

– Провидения, если угодно. Не всякий выдержит Обряд. Это не отговорка. Это – правда. Как ты сам говоришь: все в руце Божьей.

И вдруг, шагнув к монаху (…дар лозы пенится в глиняных чанах…) вплотную, Душегуб горячо зашептал:

– Жаждешь идеала?! Да?!

– Я пытаюсь… в меру скромных сил моих… я…

Смутившись, монах отступил перед внезапным натиском.

– Ты можешь утолить жажду, друг мой! И силы твои удесятерятся! Оставаясь при этом слугой Господним: никто не потребует от тебя…

Пылкую речь мейстера Филиппа прервали самым бесцеремонным образом. Из дверей ближайшего дома буквально выпал тощий белобрысый мальчишка. Спотыкаясь, направился к фратеру Августину. На каждом шаге он подслеповато щурился, дергая головой.

– Святой отец… святой отец!.. вы здесь? Вы обещали… еще помазать… святой отец!

– Не думал, что у него это зашло так далеко… – пробормотал Филипп ван Асхе. – Кажется, я как нельзя вовремя…

Цистерцианец, разом забыв об исправлении мира целиком, заторопился навстречу мальчику. Усадил на лавку, принялся рыться в своей суме.

– Сейчас, сын мой! Обожди, я достану мазь…

На свет явился граненый флакон с притертой пробкой и чистая тряпица.

– Не дергайся, потерпи…

– Спасибо, святой отец. Вы и вправду святой! Мамка тоже мазью пользовала! – а ваша много лучше… Я вижу! я почти все вижу!

– Зажмурься и помолчи, – строго велел монах, пряча флакон со снадобьем обратно в суму. Повернулся к мейстеру Филиппу. И удивился собственному легкомыслию. Филипп ван Асхе был серьезней статуи. «Господи! – вздрогнул цистерцианец. – Господи, поддержи и укрепи! Неужели этот человек действительно хочет помочь невинному ребенку?! Просто помочь, без всяких задних мыслей…»

– Ему будет становиться только хуже, – словно отвечая, тихо произнес Душегуб. – Ему и ей. Скоро твои снадобья перестанут действовать. А я предлагаю выход. Обряд. Для обоих. Если хочешь, можешь присутствовать. Более того: ты хотел знать? Узнаешь. Хотел помочь людям? Получишь такую возможность.

Фратер Августин боялся поверить. Слишком хорошо все складывалось. Слишком легко. И слишком уж слова Филиппа ван Асхе смахивали на…

– Твои речи слаще меда, – монах наконец нашел в себе силы. – Но я даже боюсь думать о том, что они мне напоминают!

– Искус лукавого? – Душегуб саркастически усмехнулся, но глаза его продолжали оставаться строгими. – Ты знаешь меня с юности. Видел у меня рога? копыта? От меня воняло серой?! Впрочем… Тебе известен другой способ помочь детям? Кстати, давай-ка спросим у них самих…

Фратер Августин промолчал, кусая губы. Возразить было нечего. А мейстер Филипп склонился над мальчишкой, честно сидевшим с зажмуренными глазами. Тронул за плечо:

– Витольд, послушай меня. С тобой такое часто случается?

– Чего?! – Впервые в жизни Вит простил кому-то ненавистного «Витольда». И глаз не открыл, выполняя наказ монаха.

– Приступы. Слепота, например?

Вит с презрением цыкнул липкой слюной:

– А-а, «курий слепень»! Хватает иногда. Еще столбун бывает. Или дергунец. Юрод Хобка говорил: «Пляска святого Вита»! Только я не святой, куда мне!

– С годами реже становится? Или чаще?

– Ну, не знаю… наверное, чаще! Ваша правда.

– Ты бы хотел прекратить это навсегда? Стать здоровым?

– Ну!!! – Вит даже глаза открыл. И растерянно заморгал, глядя в лицо Душегуба, оказавшееся совсем рядом. После временной слепоты черты чужого лица казались чудовищно резкими, отчетливыми: каждая морщинка несла скрытый смысл. – Вы, господин?!

– Я, Витольд. Тот, кто способен помочь тебе. Зови меня мейстером Филиппом.

– А вы лекарь… мейстер Филипп? Вы же…

Мальчишка с перепугу зажал рот руками. Чуть не брякнул, стоерос!..

– Душегуб? – Филипп ван Асхе весело подмигнул. – Ты веришь в сказки, друг мой Витольд? Если боишься, мы попросим фратера Августина присутствовать: вся нечистая сила от одного его вида дохнет, как от звуков Высокой Мессы. Верно, святой отец?

В ответ цистерцианец судорожно кивнул, слабо вникнув в суть утверждения.

– Кстати, привет тебе от твоей матери. Жюстина, село Запруды, дом мельника Штефана?

– Ага… – совсем растерялся Вит.

– Был я у нее. Сказал, что с тобой все в порядке. Пусть не беспокоится: я о тебе позабочусь.

– Спасибо за заботу, мейстер…

– Ну что, пойдем выздоравливать? Насовсем?!

– Прямо сейчас?

– А почему нет? Чего нам ждать? Хочешь, чтобы тебя снова этот… столбун прихватил?

– Не-е-е, не хочу, – Вит поднялся со скамейки. Робко взглянул на монаха.

Тот лишь руками развел: решай, мол, сам.

– А это долго… выздоравливать? Долго, мейстер Филипп?

– Недели две. Поживешь это время у меня.

– У вас?!

– Ты предпочитаешь свою каморку? Мой дом большой, обоим места хватит, и еще слугам останется. Я буду… стану твоим опекуном.

– Ух ты! – не удержался Вит, в восторге от красивого и незнакомого словечка «опекун». От слова пахло удачей и деньгами. Но сразу на лицо мальчишки набежала тень, лоб скомкали недетские складки. – А Глазунье… Матильде то есть! Ей вы поможете? Она тоже болеет, еще сильней моего! Мейстер Филипп, пожалуйста! С головой у нее… вчера такое творилось…

Вит смотрел на Душегуба, как на доброго волшебника: взмахнет волшебной палочкой, и все разом выздоровеют, найдут мешки с золотом, станут рыцарями и принцессами… Он очень боялся разочароваться.

И Филипп ван Асхе не разочаровал.

– Я знаю, – мягко сказал он. – Знаю, Вит. Я хочу помочь и ей. Только мне надо кое с кем договориться. Иначе Матильду не отпустят… лечиться. Я договорюсь, и вы оба будете жить у меня.

– Здорово! – Они уже шли к калитке, и фратер Августин, чуть замешкавшись, последовал за ними. – А можно мне будет сюда вернуться, когда вылечусь? К друзьям?

– Ты сможешь приходить сюда, когда захочешь.

– А можно?..

– Можно.

Жизнь улыбалась Виту такой широкой и доброй улыбкой, о которой и не мечталось. Жить в настоящих хоромах! как благородный господин! у него будут – подумать только! – свои слуги! Делать теперь совсем ничего не надо, а еду станут подавать с поклоном: сплошные медовые пряники на серебряных тарелях! А он-то, дурень, полагал, будто лучше Дна ничего не бывает. Оказывается, бывает! еще как! А Душегуб совсем не страшный: добрый, ласковый. Вылечит их с Матильдой… у себя навеки поселит!.. Матильду за Лобаша выдадим, Лобаш тоже в хоромах заживет припеваючи…