Владимир Михайлов - …И всяческая суета

Но продолжить объяснение Землянин не смог, потому что дверь распахнулась и вошел милиционер, с порога спросивший:

— Капитан Тригорьев? А, вот вы где, товарищ капитан. К начальнику райотдела, срочно.

И был таков.

— Ну дела, — сказал Григорьев озадаченно. — Как же я Виктора оставлю — ему ведь деваться некуда, кроме как ко мне…

— А вы забирайте, — посоветовал Землянин. — Сейчас уже можно.

— В райотдел? Нет, что вы. Он же хотя и милиционер, но незаконный пока — без документов, как и все ваши… Нельзя. Нет, мы иначе сделаем.

Он отворил дверь в лабораторию. Виктор заканчивал одеваться.

— Я сейчас, — сказал он инспектору.

— Лейтенант, — проговорил Тригорьев официально. — Я срочно по вызову, а вы тут остаетесь за меня. Чтобы был порядок. Без меня поста не оставлять.

— Слушаюсь, — ответил Синичкин. — Ты скоро?

— По обстановке, — сказал Тригорьев. — Пришлю тебе поесть в любом случае.

— Да, — сказал Виктор. — А то я почему-то вовсе без денег. Хотя помню — мелкая заначка оставалась.

— Ну, все, — сказал Тригорьев и вышел, не задерживаясь более: служба есть служба. Патрульный «уазик» фыркал у подъезда и даже, кажется, постукивал резиновым копытом.

По дороге Тригорьев размышлял о том, как же будет с оформлением Синичкина, а также о другом: есть ли у бабочки душа. Но, оказавшись в кабинете начальника, обо всем этом забыл. Потому что начальник сказал ему сразу:

— Тригорьев, кооператив твой закрывать собираются.

Тригорьев проглотил комок.

— Так ведь они вроде ничего такого… — начал было он.

— А им ничего и не предъявляют. Просто… — Начальник сделал выразительный жест. — Но, думаю, с этим можно потянуть.

— Да хорошо бы, — сказал Тригорьев. Он чуть оживился, поняв, что начальник тоже рвением не горит. И тут же вспомнил, что совсем недавно не кто иной, как А.М.Бык расспрашивал его о начальнике — что, мол, за человек, и все такое. Не зря, дверное, расспрашивал: Бык ничего не делает зря.

— А на каком основании потянем, как думаешь? — продолжал разговор начальник.

— На каком, на каком… — пробормотал Тригорьев, размышляя. — Есть, товарищ полковник! — вдруг ожил он. — Кооператив, особенно после газеты, сильно в рост пошел, зарабатывать стал вовсе даже неплохо…

— Н'да, — кивнул начальник, — вот и я слышал. Ну, и что с того?

— Значит, на него вот-вот какая-нибудь группа выйдет. Это непременно.

— Организованная преступность, — сказал начальник. — А мы, значит, их ждем.

— Так точно, — сказал Тригорьев. — И кооператив этот у нас вроде наживки. Так что закрывать его сейчас никак нельзя, поскольку он играет свою роль в борьбе с организованной преступностью этой самой.

— Годится, — согласился подполковник. — В случае чего так и доложим: что с этим кооперативом связаны наши оперативные интересы. — Он помолчал. — А что ты думаешь: вполне ведь могут выйти.

— Непременно выйдут, — убежденно подтвердил Тригорьев.

— Что же, — сказал начальник. — Ну, иди, работай дальше.

— Товарищ начальник… Вопрос разрешите?

— Если в двух словах. Некогда.

— Вы лейтенанта Синичкина помните?

— Синичкина? Это какого? Из ГАИ?

— Нет. Из розыска. Которого убили.

— А. Ну, помню.

— Этот кооператив наш — он ведь людей возобновляет…

— Стоп! — прервал подполковник. — Дальше не говори. Никаких нарушений законности, понял? С такими мыслями ко мне не ходи.

— Товарищ подполковник! — схитрил Тригорьев. — Так ведь почему мы? Скажем, жена его бывшая закажет… Но придет-то он к нам — он ведь наш парень. Неужели дадим пропасть?

— Я тебе сказал: с этим ко мне не ходи. Вот будет по ним общее постановление — тогда посмотрим. Ступай, займись делом.

7

Оба милицейских работника и предположить не могли в тот час, как близко вдруг оказались к истине.

Потому что та группа, что контролировала и посильно разгружала от лишних денег этот район, и в самом деле кооперативом очень заинтересовалась. И все из-за той же газеты. Ведь время малограмотного преступника, который газет не читает и радио не слушает, ушло; такие если и остались, то ходят они в шестерках, и в них ходить будут по гроб жизни. А беседу в газете прочитал если не кто-нибудь из главарей, то уж из их консультантов — во всяком случае. Так что информация и сюда незамедлительно проникла и тоже побудила заинтересованных людей к немедленным действиям.

Поэтому в дверь квартиры Амелехина А.С. позвонили, а когда дверь отворили, то вошел в нее молодой человек, прилично одетый, даже фирмово, и с быстрыми глазенками.

Андрей Спартакович в этот миг был расположен на своей диван-кровати и обдумывал некий возникший у него замысел. На вошедшего он глянул без особого привета.

— Чего надо? — спросил он нелюбезно.

— Разговор есть, — сказал пришелец. — Скидай кости с нар.

— Нет разговора, — возразил Амелехин. — Один ахай.

— Сам сходи, — предложил визитер. — Ну, давай по-быстрому. Пахан обидится.

Услыхав, что пахан, Амелехин спустил ноги с дивана.

— Чей-то вдруг? — спросил он. — Сказали же, чтобы пока не шустрить.

— Потолковать хочет.

— Мать! — крикнул Амелехин уже из прихожей. — Пойду прокинусь. Да не трясись: не на дело иду.

«Жигуль» ждал их у подъезда. Молодой сел за руль. Ехали недолго.

Дни моей юности, где вы? Где наивная эпоха, когда вор был вором, милиционер — милиционером, чиновник — чиновником… Но все смешалось в громадном, в одну шестую суши, бывшем доме Облонских; и теперь ты разговариваешь с кем-то, и вроде бы знаешь, с кем разговариваешь, а потом оказывается — нет, не знал с кем. И заподозрить не мог. Раньше ты знал, что хаза есть хаза, волчья нора с непотребными женщинами, обилием водки, игрой в буру или железку, ну, в очишко на худой конец — но, собственно, зачем пересказывать всем известные книжки и фильмы. А теперь…

— Ты только ноги вытирай, как следует, — предупредил молодой, когда они, поднявшись на лифте на четвертый этаж не самого худшего, прямо сказать, дома в исторической части столицы, остановились перед дверью, котельное железо которой скромно пряталось под стеганой обивкой из японской квазикожи. — Три, три, силы-то накопил на казенной пайке!

Молодец этот, как и все прочие коллеги, был свято уверен в том, что Доля Трепетный имел хороший срок, а потом рванул, и в родных местах не показывался столь долго по причине пребывания во всесоюзном розыске.

Амелехин в ответ только фыркнул, но послушно зашаркал подошвами по аккуратно уложенному перед дверью коврику.

Позвонили, и было отворено. Пол в прихожей радовал хорошим ковром. На стенах висели картины, ярко выделяясь на фоне обоев-иммигрантов с преобладанием зеленых тонов. Дверь им отворила приглядная девица в валютной упаковке; глянув на нее. Доля стал громко дышать, но застеснялся. Девица собиралась на выход, имея при себе объемистую адидасовскую сумку, из которой торчали рукоятки двух теннисных ракеток. На мизинце она вертела колечко с автомобильными ключиками. Колечко было рыженьким.