Завацкая Яна - Союз летящих

И началось.

Без предупреждения, без церемоний. Все было уже сказано, решено. Другого пути нет. Инициировать защитную сеть.

Светлана думала, что это похоже на смерть. Вчера все вспоминала свою жизнь. Все мелькало перед глазами, тревожило чувства. Детство, война, бомбежки (даже не страх, а чувство приключения — настоящего страха она тогда не ощутила, была слишком маленькой, но в бомбоубежище было ужасно скучно)… жизнь в эвакуации, в бараке… школа. Пионерский отряд, помощь инвалидам войны. Институт. Первые экспедиции. Дружба, ссоры, примирения. Первая любовь. Сашка и еще раз Сашка… рождение сына. Боль предательства. Невыносимая боль. Болезни малыша, борьба за него. Тоска и одиночество. Володя, семейная жизнь. Ванечка. И потом — "Странник", первые походы, первые, еще неуверенные представления о том, что она хочет создать. Ребята — один за другим… много ребят, их дружба, их первая любовь, их увлечения, их слабости и ссоры, их маленькие подвиги.

Все прошло. Ничего этого больше не будет — ни в каком случае.

Она примирилась и попрощалась с этим. Она сделала это еще на Земле, на больничной койке.

Сейчас она просто стояла в круге света, и… ничего не происходило. Облучение неощутимо для чувств.

Кстати, тайри чувствуют большинство излучений… когда она станет тайри…

Это продлится еще некоторое время. Недолго. Минут сорок, сказала Кьена.

Они говорили с Кьеной вчера. Еще раз. Оказывается, Кьена не родилась на Артании. Да, многие тайри происходят с Тайрона. Но они редко стремятся стать наставниками — им трудно понять живущих на обычных планетах. Нет, это не два разных вида тайри. С возрастом разница между ними исчезает полностью. Но Кьена помнила свою первую жизнь…

На одной из планет звезды, которая на Земле видна в созвездии Льва.

— У меня было шестеро детей. Никто из них не выжил. И с тех пор я больше не производила детей на свет.

Пять ее детей умерли от жестокой эпидемии, поразившей страну. Кьена пошла тогда работать сестрой милосердия и была ею всю жизнь. Людей охватила паника, болезнь была стопроцентно смертельной, некоторые зараженные семьи толпа сжигала в собственных домах. Кьена не боялась заразиться — ей было все равно. Она спокойно входила в дома и ухаживала за больными. И осталась жива. Потом она родила сына.

Сын погиб на войне, которая разразилась позже. Воевали между собой два президента сопредельных стран — за владение сетью урановых рудников.

Никто не победил. Спорная местность была разделена. В стране возникла организация, стремившаяся к более справедливому общественному строю. Кьена вступила в эту организацию. Очень скоро она была арестована и сослана на эти самые рудники.

Через год умирающую Кьену забрали тайри…

— Я долго не могла понять и простить. Я ненавидела тайри. Странно, да? Меня убивало собственное правительство. Моих детей уничтожила болезнь, которая на нашем уровне уже могла бы быть излечена, а мужа убила толпа, когда он пытался предотвратить кровопролитие. Моего младшего убили на войне — опять же, люди. Но ненавидела я тайри. Прошел год, прежде чем я приняла инициацию…

— Знаешь, я понимаю, почему ты ненавидела тайри. Могли бы изменить положение, но не изменили. Вот по этой же причине многие не могут поверить в благого Бога. Мне не так досталось, я теперь понимаю, что жила в хорошей стране и в хорошее время. Иначе я, может быть, ненавидела бы так же сильно.

Может быть, я неправа, думала лока-тайри, стоя в круге. Может быть, я глубоко ошибаюсь. Я превращаюсь в чудовище. Я перестаю быть человеком. Я никогда уже не буду понимать людей.

Но какой у меня выход? Остаться человеком… попросить, чтобы вернули на Землю? Но что я там буду делать… Да и честно говоря, очень уж интересно. Тайри — это значит видеть разные миры, может быть, жить в Космосе. Звезды, планеты… Как ни странно, теперь уже, зная такое, очень не хочется всю жизнь оставаться на одной лишь планете, когда-то казавшейся такой огромной…

Близким она не нужна больше. Вот еще в этом смысл поздней, очень поздней инициации — твой уход никого уже не встревожит. Для близких она умерла, и это естественный, нормальный конец: погоревали, как положено, и как положено, забыли. Конечно, молодой, красивой — можно начать новую жизнь. Добиться чего-нибудь там, найти новую любовь, придумать что-нибудь новое… Но, как говорил Игорек, "просто незачем".

Моя новая жизнь — здесь, подумала Линна.

И отметила, что думает о себе уже как о Линне. Новой тайри.

Теперь она ощутила внутри что-то новое. Как будто птенец хочет вылупиться из яйца. Что-то рвалось наружу, что-то пело внутри. Вдруг она осознала весь свой организм.

Это было ошеломляюще. Так ребенок, наверное, знакомится с собственными ручками и ножками, с необыкновенным удивлением их ощупывая и пробуя на вкус. Линна ощущала биение каждой жилки внутри, как кровь с усилием проталкивается сквозь узкие проходы, как медленно сокращается кишечник, как ритмично, волнами, сокращается сердце. Из желез внутренней секреции выделялись едва заметные капельки регулирующей жидкости, и Линна знала, что можно сосредоточиться — и почувствовать каждую клетку. Каким-то образом, неведомо откуда вложенным знанием, она понимала, как работает организм — хоть никогда не изучала всерьез анатомии и физиологии, знала, как изменить его состояние. И в то же время знание это не мешало… да, от него можно отвлечься и думать совсем о другом. Легко. Но оно как бы всегда присутствует рядом. Одновременно!

Оказывается внимание можно распределить сразу на 2 потока… или на 3. И при этом личность не раздваивается. Некоторое время Линна привыкала к этому новому состоянию.

Всемогущество!

Так в детстве, сидя над трудной задачкой, Светлана ощущала свою беспомощность. Где-то находила предел ее логика, какие-то вещи она не могла понять… А ведь неплохо училась, и по математике была одной из лучших. Но здесь неважно это — лучший, худший, все равно есть предел понимания, предел, за который даже самому умному — не шагнуть.

Так читая строки великих поэтов, Светлана иной раз чувствовала легкую зависть. Ей никогда так не суметь. Плача над творением гения, мы отчетливо понимаем — он ушел вперед, нам не создать ничего подобного, наш мозг слишком несовершенен для этого, и приходит слово "неземное". Религия близка искусству — способность создать по-настоящему великое и прекрасное кажется священной, ибо недоступна никому, кроме избранных одиночек.

Теперь Линна знала, что все это — доступно ей.

Она — Моцарт и Пушкин, она взлетающий под купол цирка акробат, чайка по имени Джонатан Ливингстон, ее пальцы искусны, как пальцы Микеланджело, она легко переспорит Эйнштейна. Связи мира — земные и неземные — доступны ей, как никогда.