Сергей Абрамов - Канатоходцы

— Вышли правильно. Здесь, — удовлетворенно промолвил Айк. — У тебя сто девятнадцать на курсе? Убавь до ста восемнадцати, чуток влево. Именно здесь мы и нашли брод.

— Какой брод? — удивился я.

Какой брод мог быть в толще зыбучих песков, не выдерживавших никакой тяжести? Айк объяснил:

— Когда меня, штрафника, сунули в похоронную команду, именно сюда мы и поехали. Взяли с напарником одного мертвяка и швырнули метра за три в песчаную топь. А он не тонет. Лежит в песке и не всасывается. Я пнул багром — есть у нас такие багры для захоронки — чую: грунт не то камень, не то глина. Положил багор, перебрался на рыженькую полоску, где мертвяк лежал, — стоять можно. Метра два шириной под ногами, будто каменная стена в песке. Прошел метров пятьдесят — то же самое. Под ногами твердь, и конца нет, а по краям «зыбучка». Потом один из наших ребят до конца прошел, должно быть, километров десять: здесь «зыбучка» горловиной суживается. Ну а мы, понятно, об этом молчок, пригодится, думали, а шефа, который с нами был, сунули мордой в «зыбучку», да еще багром помогли. Вон, видите, синюшник по краю, а дальше полоска рыженькая. Здесь и проскочим.

— Так и они проскочат, — сказал я.

— Они загодя нас обходят, под углом. А справа брода нет. Либо в «зыбучку», либо в обход, если сообразят. А вернее, не успеют. Увидят, что мы прошли, и рванут. Где на такой скорости сообразить — не те головы.

Айк предсказал точно. На той скорости, с какой мы летели над песчаной пустыней, даже рассмотреть что-либо внимательно было трудно. Лиловая матовость песка впереди, кромка синюшника, бесконечно тянувшаяся куда-то влево, желтые песчаные проплешины на фиолетовой глади, уходившие рваной полоской к горизонту. Они приближались так быстро, словно несло их навстречу ураганом пустыни. А справа в обзорном стекле уж виднелась черная ракета, превратившаяся из куриного яйца в причудливо согнутый бочонок. Она действительно обходила нас справа в расчете на то, что мы повернем вдоль синюшника и тут они нас и достанут. Конечно, пробить стенки нашего электроля нельзя было даже бронебойным снарядом, но длинный черный бочонок, вдвое больше нашего золотистого, мог пойти на таран, опрокинуть нас кверху брюхом и тогда уже пробить и дюзы, и баллоны со сжатым воздухом. В предварительной перестрелке мы и сами легко могли пробить машину Дикого; он, вероятно, допускал это и соответственно подготовился, но едва ли мог предполагать, что, не сворачивая, мы с той же скоростью пойдем над «зыбучкой». Он даже притормозил, увидев наш прыжок в лиловую песчаную муть, но раздумывал недолго. Дикий был глуп, но смел до неосторожности. «Они прошли? Прошли. Так почему бы и нам не рискнуть? Скорость у нас вдвое выше». Так, вероятно, сработала его первая и все решившая мысль.

На скорости, с какой мы шли над «бродом» в «зыбучке», можно было увидеть только черный бочонок, похожий на кота в прыжке, метнувшийся над коварной гладью и терявший скорость с каждым мгновением. Он скользнул по песку и ушел в него, как торпеда. Две — три секунды — и все было кончено. Вероятно, они и вскрикнуть не успели, хотя жили в своей песчаной могиле до тех пор, пока не достигли дна или пока не иссяк кислородный запас.

Мы шли уже не так быстро, и все внимание наше было приковано к рыжим проплешинам «брода», а гибель преследователей была столь молниеносной, что мы на нее даже не реагировали. Только Род протянул «Н‑да…», но, не услышав отклика, тоже умолк. Лишь когда прошли «зыбучку» и песок привычно покраснел до самого горизонта, я, глубоко вздохнув, посмотрел на часы. Два с четвертью. Почти полтора часа осталось до цели.

— Я шел наверняка, а все-таки страшно, — задумчиво сказал Айк, — вот так, как они…

Я не ответил. Дикий, Уоррен, Жаклин и все с ними связанное стало вчерашним днем, о котором не думалось. Разведчик, как шахматист, не вспоминает уже сделанных ходов, а рассчитывает варианты дальнейших. Я и рассчитывал, уже мысленно шифруя лазерограмму Дибитцу о выполнении задания.

Но Рода, должно быть, неотступно преследовала мысль о погибших преследователях.

— Бросьте вы об этом, — прервал я его, — еще сорок минут, и мы дома.

— Ты дома, а мы? — сказал Айк.

И снова застрекотал зуммер видео. Я даже обомлел. Откуда?

— Кто говорит? — спросил я.

— Включите экран, — услышали мы чей-то приказ.

— Подожди, не включай, — шепнул Айк. — Вдруг это Лоусон?

— Лоусон далеко, а кругом пустыня. Включаю, — решил я.

На экране в незнакомом военном мундире возник человек лет тридцати у пульта с клавишами.

— Говорит пограничная служба Свободной зоны. Сектор второй. Кто вы и откуда?

— Соедините меня с начальником службы безопасности, — потребовал я. — Уполномочен доложить только ему.

— Не вижу оснований для переключения.

— Сообщите, что говорит Даблью-си.

Человек подумал немного и сказал с плохо скрытым недовольством:

— Хорошо. Переключаю.

Начальник службы безопасности, тоже в мундире, оказался лет на десять старше передавшего вызов пограничника.

— Кто из вас Даблью-си? — спросил он с экрана.

— Я.

— А остальные двое?

— Рабочие рудников Лоусона. Поскольку оба в скафандрах, отличить их нельзя. Помогали мне в исполнении приказа Центра и просят политического убежища в нашей зоне.

— Что можете сообщить дополнительно?

— Со мной брусок «икс-металла», добываемого на рудниках Лоусона. Брусок окрашен в золотой цвет, но это не золото. Металл сильно излучает, и касаться его или находиться поблизости можно только в скафандрах с антирадиационной пропиткой. Если таковых нет, изолируйте электроль до отправки бруска на Планету. И еще одно… — Я помялся.

— Говорите. Нас никто не слушает.

— Надо срочно передать лазерограмму на Планету. Я продиктую ее сейчас в зашифрованном виде.

И я продиктовал длинный ряд колонок с пятизначными цифрами.

— Будет сделано, — сказал начальник службы безопасности. — Скафандры у нас есть, брусок выгрузим и изолируем до отправки. Если поручитесь за ваших спутников, можете передать им, что после необходимой проверки право убежища будет им предоставлено.

Когда экран отключился, Айк спросил:

— Ты говорил о нас. Что он ответил?

— Что вам обоим будет и кров и работа.

На горизонте показался сверкающий на солнце, как гигантский алмаз, прозрачный купол большого города.

— Это их город? — взволнованно спросил Айк.

— Это больше, чем город, — сказал я. — Это свобода.

Глава 25,

в которой Лайк убеждается, что его профессия еще нужна

Световой сигнал на двери приглашает войти.