Эдгар Берроуз - Люди-монстры

- Ну-ну, успокойся, - сказал профессор Максон. - Полно, детка, ты не знаешь, о чем говоришь. Это не человек, а монстр, бездушный монстр.

Услышав это, девушка метнула на отца быстрый взгляд, и слабая догадка поразила ее, будто ее ударили по лицу.

- Что ты хочешь этим сказать? - спросила она шепотом. - Кто он?

Ей ответил фон Хорн.

- Не Господь сотворил _это_, - сказал он, с презрением глядя на неподвижно лежащее возле его ног тело. - Он был одним из тех, кого сотворили безумные эксперименты вашего отца - бездушный предмет, в чьи объятия едва не толкнула вас его сумасбродная навязчивая идея. То, что лежит подле ваших ног, был Номером Тринадцать.

Жалобно всхлипнув, девушка шагнула к телу молодого гиганта, покачнулась, затем, к ужасу своего отца, опустилась на колени рядом с ним и, приподняв руками его голову, принялась осыпать лицо поцелуями.

- Вирджиния! - закричал профессор. - Ты что, с ума сошла, дитя мое?

- Еще не сошла, - простонала она, - пока еще нет. Я люблю его. Мне все равно, человек он или монстр, ибо я полюбила его.

Ее отец отвернулся, закрывая лицо руками.

- Боже! - пробормотал он. - Какое страшное наказание ниспослал ты мне за совершенный мною грех.

Последовавшую тишину нарушил Синг, который встал на колени напротив Вирджинии по другую сторону Булана и принялся нащупывать у гиганта пульс, а затем приложил ухо к его груди.

- Не плачь, Вини, - сказал добрый старый китаец. - Он не умер.

Затем Синг всыпал Булану в рот щепотку коричневого порошка, который хранил в крошечном мешочке в недрах рукава, и добавил:

- Он не монстр, Вини. Он белый человек, как и Максон. Синг знает.

Девушка посмотрела на него с благодарностью.

- Он не умер, Синг? Он будет жить? - воскликнула она. - Все остальное мне безразлично, Синг, только сделай так, чтобы он остался жить.

- Он жить. Мало-мало рана. Больсе нисего.

- Что ты имел в виду, когда сказал, что он не монстр? - требовательно спросил фон Хорн.

- Твоя немного ждать, негодяй, - взорвался Синг. - Я все рассказать, все-все. Твоя подождать, пока я заниматься с ним, а потом, видит Бог, я заниматься с тобой.

Фон Хорн с потемневшим от ярости лицом угрожающе шагнул в сторону китайца, но тут вмешался профессор Максон.

- Дело и так уже зашло далеко, доктор фон Хорн, - сказал он. Возможно, мы поторопились. Я, разумеется, не знаю, что имеет в виду Синг, но собираюсь выяснить. Он служит нам верой и правдой и заслуживает всяческого уважения.

Фон Хорн с хмурым видом отступил. Синг влил немного воды в рот Булану и попросил у профессора Максона фляжку с бренди. С первыми каплями огненной жидкости веки гиганта дрогнули, и спустя миг он открыл глаза и огляделся по сторонам.

Первое, что он увидел, было лицо Вирджинии. Оно выражало любовь и сострадание.

- Тебе еще не рассказали? - спросил он.

- Рассказали, - ответила она, - но это ничего не меняет. Ты дал мне право сказать это, Булан, и сейчас я снова скажу это перед всеми - я люблю тебя, и это все. Остальное неважно.

На миг его лицо засветилось от счастья и тут же померкло.

- Нет, Вирджиния, - печально произнес он, - это было бы нечестно. Это было бы подло. Я не человек, а всего лишь бездушный монстр. Такой, как я, тебе не пара. Возвращайся к отцу. Скоро ты меня забудешь.

- Никогда, Булан! - решительно воскликнула девушка.

Булан принялся было ее разубеждать, но вмешался Синг.

- Твоя лежать спокойно, Булан, - сказал он. - Синг рассказать все-все. Твоя не монстр. Максон тебя не делать. Синг находить тебя в лодке у острова. Твоя ничего не помнить. Ничего не знать. Не знать имя, не знать откуда пришел. Совсем не говорить. Тогда Синг приводить тебя к себе. Спрятать, пока все спать. Потом тихо-тихо отводить тебя в лабораторию. Опрокинуть контейнер. Оставлять тебя. Утром Максон крик-гам. Танцевать от счастья. Ух ты! Номер Тринадцать появиться мало-мало рано, но все в порядке. Высокий, красивый. Здорово! Твоя намного лучше для Вини, чем этот злодей, - заключил он, оборачиваясь к фон Хорну.

- Ты лжешь, желтый дьявол, - возмутился фон Хорн.

Китаец обратил на доктора недобрый взгляд проницательных раскосых глаз.

- Синг лжет? - прошипел он. - А если моя спросить, зачем твоя заставлять Будудрина украсть сокровище. Но приходить раджа Саффир и все испортить, когда твоя хотел заманить Вини на "Итаку". Синг знает. Потом твоя говорить Номеру Тринадцать украсть Вини. Твоя лгать тогда и твоя знал, что лгать. Потом твоя опять лгать, когда Номер Тринадцать спасать Вини от орангутангов - твоя говорить, твоя спасать Вини. Потом твоя говорить тихо-тихо с раджа Саффир. Синг все-все слышать, всегда. Твоя хотела отобрать сокровище от даяков для себя. Потом...

- Хватит! - заорал фон Хорн. - Хватит! Пока я не всадил в тебя пулю, желтая лживая проныра.

- А теперь оба тихо, - властно произнес профессор Максон. - Здесь прозвучали обвинения, которые нельзя оставить без внимания. Ты можешь все это доказать, Синг? - спросил он, поворачиваясь к китайцу.

- Моя много доказать у ласкара Будудрина. Будудрин рассказать ему все про Хорна. Моя доказать еще у вождя даяков в доме у реки. Он знает много-много. Раджа Саффир рассказать ему. Все это правда, Максон.

- А то, что ты рассказал про этого человека, тоже правда? Что он не из тех, которые появились на свет в лаборатории?

- Да, Максон. Твоя не делать красавца Булан, и твоя это знает, Максон. Твоя делать Один, Два, Три - до Двенадцать. Все уроды. Твоя должна знать, Максон, что твоя не уметь делать Булан.

В ходе этих откровений Булан не сводил с китайца глаз. На его бледном окровавленном лице застыло недоуменное выражение. Казалось, будто он пытается извлечь из недр сознания смутные мучительные воспоминания - ключ к странной загадке, скрывающей тайну его происхождения - но каждая попытка оканчивалась ничем.

Рядом с ним на коленях стояла девушка, ее маленькая ладонь покоилась в его руке. Лицо девушки светилось от счастья и надежды. Оторвав подол юбки, она стала перевязывать кровавую рану на виске Булана, которого пуля лишь оцарапала. Стоявший рядом профессор Максон наблюдал за ловкими, ласковыми движениями ее сильных загорелых рук.

Откровения последних минут потрясли профессора до глубины души. Для него было трудно, почти невозможно поверить в то, что Синг сказал правду, и этот человек, как оказалось, не творение его ума и рук. В то же время он молил Бога, чтобы это оказалось правдой, ибо видел, что его дочь любит этого человека любовью, которая не знает преград, не признает придуманных человеком законов и презирает общественные предрассудки.

Выдвинутые китайцем против фон Хорна обвинения стали дополнительным ударом для профессора Максона, однако хлынувший на него поток воспоминаний подтвердил справедливость прозвучавшего разоблачения. Он вспомнил сотню случайных, на первый взгляд, эпизодов и разговоров со своим помощником, которые прямо указывали на измену и вероломство этого человека. Он удивлялся тому, что был слепцом и не догадывался о намерениях коллеги.