Любомир Николов - Десятый праведник

Николай вынул пачку, нашел десять франков и молча заплатил. Он так устал за ночь, что даже удивляться не было сил. С маленькой головкой сыра он пошел дальше. За его спиной телега Гюстава опять загрохотала по брусчатке. Банкноты оттопыривали карман его брюк. «Утром куплю Мишину бутылку водки, — пообещал он. — Самую лучшую из тех, что найдется на черном рынке».

Старый шестиэтажный дом на рю де Виктоар в эти утренние часы выглядел мрачно со своей облупившейся штукатуркой, с неприличными надписями на стенах и выбитыми на нижних этажах стеклами. Не спеша, Николай подошел ко входу, приостановился, обругав себя за неосмотрительность, и вынул пистолет. В темных коридорах осторожность никогда не повредит.

На сей раз, кажется, все в порядке. Не видно ни наркоманов, ни алкоголиков, ни мелких жуликов. Только неприятный запах в коридоре намекал, что недавно кто-то заскакивал сюда справить нужду. С пистолетом в руке Николай поднялся по грязным ступеням мимо зияющих дверных проемов разграбленных квартир. Кроме него, в доме жили только две семьи, но они жили выше. Всеобщая нестабильность заставляла людей искать спасения в высоте.

На четвертом этаже он остановился и полез в карман за ключами. Новые вмятины на железной двери свидетельствовали о чьей-то неудачной попытке залезть в квартиру. Дураки, пожал плечами Николай. Там нет ничего ценного, а железная дверь — не более чем защитная мера против нашествия вандалов. Хорошо еще, что не залепили какую-нибудь из трех замочных скважин. Два года назад это создало ему немалые проблемы.

Внутри было пыльно и душно, почти как в доме в том заброшенном селе. Надо будет прибраться, подумал он, запирая дверь на две массивные щеколды. Потом глянул по привычке в «глазок» — собственное изобретение, зеркальная система перископов, сделанная таким образом, чтобы можно было предупредить попытку стрельбы с той стороны «глазка».

В коридоре стоял человек.

Свет в коридор проникал только через грязное окно лестничной площадки, так что, сколько ни старайся напрягать зрение, все равно ничего толком не разглядеть. Темный, высокий, слегка сутуловатый силуэт в широкополой шляпе. В руке что-то держит — палку или короткоствольное ружье, плохо видно.

Он оторвался от «глазка», протер глаза и опять прильнул к «глазку».

Человек исчез.

Николай приложил ухо к железной двери и затаил дыхание. Ему показалось, что он слышит шаги. Да, ошибки быть не могло! Тихие, осторожные шаги, которые удалялись и вскоре затихли. Кто это мог быть? «Грабитель, — кольнула его тревожная мысль. — Узнал про историю с рублями и решил меня потрясти».

Ощущая неприятный кисловатый вкус тревоги, он пошел закрыть окно и начал раздеваться. Только вытащил рубашку из брюк, как на ковер упал и покатился шарик из зеленой бумаги. Он нагнулся, взял его в руки и, медленно развернув, посмотрел. Сто долларов. От Мишина…

Вдруг на него нашел смех — облегчающий, очищающий, прогоняющий усталость последних дней. С улицы шел чистый, влажный и прохладный воздух, лаская голую грудь и отгоняя прочь тревогу. Он скинул рубашку на пол и пошел к кровати.

Наконец-то он был дома.

7

— …и потом Лукас выстрелил в меня, — сказал Николай.

Наступила тишина, которую нарушали лишь жалобные дребезжащие звуки — внизу на тротуаре кто-то играл на расстроенной шарманке. Мишин сосредоточенно набивал трубку. Трезвый, в свете дня он совершенно терял вид разбойника; в неизменном овечьем тулупе он скорее напоминал русского купца прежних времен откуда-нибудь из сибирской тайги. Кабинет тоже выглядел вполне прозаично без романтической роскоши со множеством свечей. Забытые свечи болезненно торчали в подсвечниках с налипшими на них бледными висюльками застывшего воска. В глубине комнаты под портретом генерала сидел отец Донован, рассеянно трогая стоящие на шахматном столике фигуры.

Мишин, положив локти на письменный стол, вытащил какие-то документы и подался вперед.

— Подожди, давай по порядку. Значит, так… Во время миссии в прошлом месяце ты встретил девушку по имени… как ее там?

— Джейн Диксон, — хмуро пробормотал Николай. — Из Австралии.

— Правильно. С этой Джейн Диксон из Австралии ты провел бурную ночь. Или я ошибаюсь? Неважно… Бурную или нет, ночь закончилась, и ты узнал, что дама исчезла. А за тобой по пятам, непонятно почему, увязалась целая свора головорезов Баумштеда. На волоске от смерти ты прорвался через Горж де Созе — между нами говоря, парень, даже мне не стоило выдавать свой канал. Канал — это святое… Но не будем отвлекаться. Внизу, у озера, словно в твою честь, собралась славная компания во главе с самим Буше. На борту «Вельтгершера». К их великому сожалению, добыча им досталась весьма скромная — всего один человек из людей мсье Луи, притом мертвый. После всех этих странных событий ты целый месяц молчишь по поводу встречи на Тотенвеге…

— Я не думал, что это так важно, — бросил Николай.

— Целый месяц молчишь, — настойчиво повторил Мишин. — Радуешься жизни. Неплохо себя обеспечил — благодаря моей финансовой прозорливости! — и думаешь, что первые признаки войны между мсье Луи и Аренсом дело второстепенное. Как и участие Баумштеда в этих событиях. Продолжаешь молчать даже после того, как в центре города на Буше было организовано покушение…

— Два покушения, — подал голос священник.

— Хорошо, два покушения. Если бы хотя бы одно из них было успешным… И вот сегодня случайно ты видишь на улице ту самую молодую особу в сопровождении не кого бы то ни было, а Лукаса, личного телохранителя мсье Луи. Предавшись романтическим воспоминаниям, ты идешь за красавицей. Она, однако, тебя замечает, говорит об этом Лукасу, и он, с присущей ему бесцеремонностью, пускает в тебя несколько пуль. Я правильно излагаю события?

Николай напрягся. «Не люблю, когда он становится таким, — подумал он. — Сразу видно, что работал на КГБ».

— После этого, полагаю, оба они исчезли, — продолжал Мишин. — Куда?

— Они шли в сторону набережной. Может, взяли лодку.

— Возможно, — согласился Мишин и повернулся к Доновану. — Ну, отче, что скажешь от имени американских секретных служб?

Священник обошел молчанием подковырку. Не спешил с ответом. На улице все так же уныло играла шарманка; по брусчатке цокали конские копыта. Николай ждал продолжения разговора и рассеянно смотрел через окно на ближние горные склоны, тронутые местами первым багрянцем осени. Чуть выше причудливо и зловеще чернел высокий конус Мон Брюле, Горелый пик, как называли его последние лет десять. Сбоку чернильным пятном медленно развевалось по ветру темное облачко. На вершине была расположена одна из многочисленных станций распыления угольной пыли. По уходящей вверх дороге медленно ползли едва заметные точечки — повозки Службы огня, груженные не до конца сгоревшим углем, который свозили сюда со всей области.