Дин Кунц - Улица Теней, 77

Она понимала, что надо звонить на пост службы безопасности. Только не знала, что сказать, чтобы ее не приняли за чокнутую. Решила, что охраннику надо сообщить только одно: что-то пытается проникнуть в ее квартиру, и он должен посмотреть на это сам. Сказать ему, чтобы он срочно поднялся к ней.

Телефонного аппарата в комнате Айрис не было. Как бы приятно ни звучал звонок, этот звук всегда ее раздражал.

Не отрывая глаз от уродца на окне, Спаркл попятилась к кровати дочери. Заговорила мягко, чтобы нотки тревоги в голосе не напугали девочку.

— Айрис, сладенькая, самое время угоститься вкусненьким. Мороженым, сладенькая. Самое время поесть мороженое на кухне.

Девочка не ответила и не шевельнулась.

Чудище перебиралось с одной стеклянной панели на другую, присоски чуть поскрипывали.

Спаркл не могла оставить здесь ребенка одного, даже на то короткое время, которое требовалось, чтобы добраться до телефонного аппарата и позвонить на пост службы безопасности.

Аутизм являлся безжалостным цензором, лишавшим Айрис возможности общения. Запомнив большие отрывки любимой сказочной повести «Бэмби», девочка нашла способ использовать цитаты из книги как некий код и теперь изредка могла обмануть своего угнетателя, упрятав свою мысль под слова другого.

В надежде перекинуть мостик к находящейся в психологической изоляции дочери, Спаркл читала и перечитывала повесть. Иногда, услышав знакомую фразу из «Бэмби», девочка слушалась, хотя ту же просьбу, изложенную другими словами, проигнорировала бы или устроила истерику. Спаркл выделяла и запоминала фразы, которые оказывались полезными.

— «Он в лесу, и мы должны уйти», — речь шла о безжалостном охотнике, который терроризировал оленей в лесах на берегу Дуная.

Айрис оторвалась от книги, но не посмотрела на мать: зрительный контакт причинял ей боль.

— «Не бойся. — Спаркл процитировала старого оленя, отца Бэмби, из предпоследней главы повести. — Пойдем со мной и не бойся. Я рад, что могу взять тебя с собой и показать тебе…»

Вновь знаменитая сказка сработала магически. Айрис отложила книгу, слезла с кровати, подошла к матери, не замечая ползущего по окну кошмара, ищущего, как бы проникнуть в дом.

Спаркл хотела взять девочку за руку, но физический контакт мог изменить настроение Айрис, положить конец сотрудничеству и, возможно, вызвать истерику. Поэтому она повернулась и вышла в открытую дверь в полной уверенности, что дочь последует за ней, как последовал бы за оленихой каждый из детенышей, которым она дала жизнь. Уже в коридоре Спаркл оглянулась и увидела, что Айрис, шаркая ногами, приближается к порогу.

Спаркл показалось, что она услышала нечеловеческий крик, исполненный раздражения и ярости, приглушенный стеклом. От этого инородного звука леденела кровь, и Спаркл убедила себя, что это всего лишь голос ветра, поднявшийся до пронзительного фальцета.

Уинни

Проскользнув между раскрывающимися створками двери лифта, Уинни сразу осознал, что роспись с птицами исчезла, стены, пол и потолок стальные, а потолочный хрустальный светильник заменили панели, излучающие синий свет. Секундой позже он связал этот синий свет с пульсирующими кольцами на экране телика в своей комнате, и в этот самый момент мать крикнула: «Выходи оттуда!»

Этим створкам полагалось перестать закрываться, если человек оказывался между ними — конструкция предусматривала такую меру безопасности, но они сжали Уинни, как челюсти. Не острые — укусить не могли, но достаточно мощные, чтобы сначала выжать из легких мальчика весь воздух, потом раздавить ребра и вогнать их сломанные концы в сердце. Когда мать схватила его за куртку, мысленным взором Уинни уже видел, как кровь хлещет из его носа, струится из ушей, и это настолько испугало его, что он приложил все силы, чтобы вывернуться из западни, и ему это удалось.

Почти удалось. Створки сошлись на запястье его левой руки, сжали больно, и он не мог вытащить кисть. Туайла сунула пальцы в оставшуюся узкую щель, пытаясь чуть раздвинуть створки, чтобы Уинни смог высвободить руку, но ничего у нее не получалось, створки не поддавались. Она кряхтела от усилий и бормотала ругательства, а ведь его мать никогда не ругалась.

Потом — то ли он это себе представил, а может, действительно случилось — он почувствовал, как что-то заползло на оставшуюся в кабине лифта кисть и начало ее исследовать.

— Там насекомое! — крикнул Уинни, нарушив свое же правило никогда не выдавать страх и не давать повода называть его маменькиным сынком, но тут контролировать себя он не мог. — Там, на моей руке, большое насекомое или что-то!

Лапки или антенны насекомого подрагивали между всеми пальцами Уинни одновременно, а также и на ладони и на тыльной ее стороне. Что-то противное, отвратительное, может, большая сороконожка, такая гибкая, что могла легко обвиваться и вокруг ладони и пальцев, а может, множество маленьких насекомых. Уинни не закричал, сжал зубы, подавляя крик, ожидая, что эта тварь — или твари — укусит его или ужалит, тряхнул рукой, пытаясь сбросить насекомое, пытаясь вырваться, но створки только сильнее сжимали запястье, мать пыталась раздвинуть их, ее лицо побагровело от натуги, на шее выступили жилы, и внезапно он освободился и от двери лифта, и от насекомого.

Инерцией Уинни протащило мимо матери, через коридор, спиной он уперся в дверь с табличкой «2-Б», квартиры мистера Дея, в полной уверенности, что сейчас из лифта выйдет что-то невероятно жуткое. Но створки просто захлопнулись. Его мать стояла испуганная, но невредимая, с капельками пота на лице, никакое насекомое не ползло по ее дождевику, приближаясь к лицу.

Они находились всего в тридцати футах от южной лестницы, только так они могли спуститься вниз, не пользуясь лифтом. Туайла наклонилась, чтобы поднять с пола сумочку, на зонтик даже не посмотрела, подтолкнула Уинни.

— Пошли на лестницу.

Может, он понял это интуитивно, может, сказался испуг, то есть он все-таки повел себя, как маменькин сынок, но, подходя к противопожарной двери, Уинни подумал, что эта лестница — ловушка. Что-то ждало их там, на спускающихся по спирали ступенях, и они никогда бы не добрались до первого этажа живыми.

Его мать, похоже, почувствовала то же самое, потому что прошептала:

— Уинни, нет! Подожди.

Вернон Клик

Вернон настолько сосредоточенно наблюдал за коридором третьего этажа, дожидаясь, когда же этот старый, с обвислым задом Логан Спэнглер вывалится из квартиры сенатора Фогхорна Легхорна,[25] что стук в дверь заставил его вскочить. Прежде чем он успел сказать: «Войдите», дверь открылась, и вошел Бейли Хокс. С таким видом, будто комната принадлежала ему и он пришел за арендной платой.